— Обман!
— Насмешка!
— Вы нас продали Базилевским!..
— Мы все природные казаки!
— Среди нас не казаков нет.
— Что это, — ловушка? Задушить нас хотите?..
Напрасно Клименко пытался что-то говорить, напрасно, выкатив свой огромный тугой живот на возвышение, он кричал в толпу хриплым пропойным басом, — громада шумела гневом и возмущением:
— Высшие правительства нашу волю признали, а вы хотите украсть?..
— Гады продажные!
— Предали нас панам, казенные хвосты!..
— Нахапали рублевиков в карманы, чтоб вам печенки лопнули от панских денег!..
Исправник со страхом и замешательством видел, что громада, словно огнем, опалена его словами, и не знал, как выйти из беды. Всюду сверкали злые, ненавидящие глаза, угрожающий рев стоял на площади, возвышение казалось ничтожным островком, который в любой миг могла захлестнуть и затопить сокрушительная буря. Исправник беспомощно топтался на тонких, гнущихся под его тяжестью досках, прося не столько голосом, сколько взмахами своих толстых рук успокоиться. Когда на мгновенье стало немного тише, он, дрожа за свою судьбу, пустился на хитрость:
— Послушайте. Два слова. Да дайте же говорить!.. Мое дело маленькое. Меня послал сюда губернатор объявить, что указ есть, чтобы вы не волновались, чтобы не чинили вашим помещикам никакой вражды и злобы. Вижу, что это дело для вас, как болячка: чуть притронулся, а вы уж кричите. Так слушайте же, что я вам скажу. Я сейчас же еду обратно в Голтву, а потом в Киев — и буду просить губернатора немедленно послать сюда для исполнения указа суд. Суд во всем разберется и вас не обидит. Я только предупреждаю, какие могут быть вопросы. Увещеваю и прошу: оставайтесь пока в полном повиновении у своих помещиков! Не заводите вражды. Не распаляйте огня в себе. Суд приедет и даст вам полную, самую верную, ненарушимую волю — за гербовой государственной печатью. Сколько лет терпели, неужели короткого срока не потерпите?
— Клянись, что так будет! — крикнул какой-то близстоящий старик. И сейчас же вся площадь требовательно загудела:
— Клянись тут, на этом месте, перед громадой и церковью, что будешь добиваться исполнения указа!
Исправник неуклюже, тяжело перекрестился:
— Да клянусь! Ну, видите: клянусь…
— Сил нет терпеть! — неслось из разных концов. — А ежели обманешь, помни, мы за себя не ручаемся.
— Будьте спокойны. Суд вас удовлетворит полностью, — уверял исправник.
Только после этого возмущение немного схлынуло, и турбаевцы отпустили Клименко невредимым.
