И всю ночь, до рассвета, громада советовалась с Коробкой, что нужно делать, как поступать и держаться, чтобы скорее избавиться от Базилевских. Решено было ждать объявления указа от властей, а если случится задержка, подавать жалобу на нарушение распоряжений правительства.
Утром Коробку на подводе, как самого дорогого и почетного гостя, повезли на его родину, в Лубны. Собрали ему в благодарность сыру, масла, меду и даже денег дали.
Поздно проснулся помещичий дом. Трудно поднять от сонной лени тяжелые головы молодым помещикам. Да и спешить некуда. Все работы в доме, во дворе, в поле, подобно заведенным часам, идут своим чередом: делаются подданными.
— Прошка, одеваться! — вяло крикнул Степан Федорович, переваливаясь на мягком пуховике с боку на бок и громко зевая.
Подобострастно, на цыпочках, вошел лакей.
— Как почивать изволили, барин батюшка? — с угодливой слащавостью низко поклонился.
— Молчи, болван. Куда ты суешься со своим языком?
— Виноват-с.
— Чулки, — капризно приказал Степан Федорович, выпятив полную, пухлую верхнюю губу.
— Слушаюсь.
Прошка засуетился, залебезил, согнулся и с трепетной услужливостью стал натягивать на барские ноги чулки.
— Трубку! Эй, казачок!
Вбежал Сергунька.
— Какую прикажете?
— Янтарную. Кривую. Табак крымский, — лениво и презрительно бросал Степан Федорович.
Сергунька быстро набил сухим табаком длинную желтую трубку с кривым мундштуком, ловко высек огонь в кусочек трута и поднес барину. Тот раскурил и, пуская дым левым уголком рта, повел бровью:
— Пошел вон.
Сергунька моментально исчез за дверью.
— Дальше, — вытянул обе ноги Степан Федорович.
Прошка снова наклонился и стал продолжать одевание. Глаза его в нетерпении бегали. Он что-то хотел сказать, но не решался. Наконец, глотая слюну, тихо проговорил:
— Не извольте гневаться, батюшка. Осмелюсь доложить вам: злостные затеи у нас зачинаются.
— Ну? Что еще? — насторожился Степан Федорович.
— На селе темные дела пошли…
— Какие?
— Слышно, воли казацкой добиваются, глупцы…
— Знаю, слыхал. Ты уши мне уже прожужжал.
— А сегодня ночью какой-то человек будто указ им привез…
— Указ?
— Ей-богу, так шепчутся, батюшка барин. Что слышал, то и вашей милости докладываю, по преданности своей.
— Ну?
— Указ будто от сенату. И приписана там им полная воля.
— Что? Воля? Дубина ты подлая! Умнее брехни не мог придумать? Я им дам указ! Таких указов пропишу, век будут помнить.
Сонные, заплывшие жиром глазки Степана Федоровича налились мстительным: злом. Он быстро вскочил и, полуодетый, побежал в комнату брата.
