Русалочка | страница 22



Отбуксировав легкое тело принцессы на магический камень, старая колдунья флакончиком божественного нектара обозначила несколько чудотворных символов над ее головой и голосом, исполненным священной простоты, произнесла необходимые заклинания. Каждое ее слово со стремительностью молитвы взлетало с кромешного дна океана. Видит Бог, такого вдохновения древняя бабушка давно не испытывала. Вера в победный результат метаморфозы возродилась из забвения (ведь, без нее бесценный флакончик божественного нектара - не более чем обыкновенная склянка рыбьего жира). Не колдуньей определялся результат, она понятия не имела, материализуется данное чудо или нет, ей принадлежала лишь неистовая вера. Та, что сдвигает горы. Она была повитухой, сопровождавшей роды, но повитухой необычной, акушеркой высшего порядка, ведьмой, ибо не видела в своем ремесле ничего необычного, волшебного, крамольного. Метаморфозы являлись для нее работой: каторжной, будничной, великой и ужасной…

Волшебница прикрыла левой ладонью рот русалки, а правой подняла с камня божественный флакончик.

- Сейчас будет больно, - произнесла она. - Сейчас начнется. Чем скорее сладим, тем вернее спасем ту девчушку. Она-то все чувствует. У нее есть тонкая кожа.

Колдунья на мгновенье убрала ладонь с лица принцессы, и три блестящие капли из флакончика, сверкнув во мраке, как звезды, исчезли в приоткрытых губах принцессы.

- Терпеть! Терпеть, дитя мое!! - Колдунья кряхтела, точно средневековая мельница, раскрутившаяся под шквалом штормового ветра. На ее старинном, воспрянувшем теле вновь вздулись упругие жилы, темные вены гнали горячую кровь. Едва заслышав дыхание новой жизни, повитуха сбросила с плеч девятьсот лет. Дух и плоть ее молодели на глазах, трещали от напряжения и ревели, как во вьюгу ревут провода, а физиономия приняла облик штангиста, толкающего рекордные килограммы. Одной рукой старуха сжимала сердце русалки, другой навалилась на ее голову, не позволяя извивавшемуся от нереальной боли хвостатому существу выскользнуть из-под наковальни магического камня. Каждое мгновение метаморфозы прошло по высшему разряду: русалка становилась человеком.

Наконец, страшная, далекая бездна содрогнулась в вырвавшемся вопле, океан отозвался едва различимым стоном и достаточно ощутимой бурей, проглотившей десятки невинных судов и грозных кораблей, - то была бессильная истерика подводного царя, у которого не стало любимой дочери. Логово волшебницы озарилось вдруг небывалым светом: в самой глубокой впадине морей и океанов сверкнуло так, как нигде в тот день по всей земле.