Распорядитель похорон вручил Кили две белые розы и почтительно помог ей подняться на ноги. Кили знала, что должна положить розы на гроб, но вся ее душа противилась этому обряду. Ей хотелось остаться на месте, не бросать цветы в могилу, чисто по-детски закатить истерику в знак протеста. Но она была взрослой женщиной и заставила себя подойти к могиле и по знаку распорядителя положить розы на полированную крышку гроба — одну от себя, другую от Эбби. Свежий осенний ветер донес до нее приглушенные звуки рыданий. Она стиснула руку Дилана, и он повел ее сквозь лабиринт надгробий к открытым дверям лимузина.
Когда они добрались до сверкающего лаком черного «Кадиллака», Дилан сразу забрался на заднее сиденье, а Кили осталась принимать соболезнования тех, кто не собирался с кладбища отправляться на поминки. Лукас Уивер ждал в самом конце очереди. Кили заметила, что он тяжело опирается на палку с серебряным набалдашником — верный признак того, что он измучен до предела. Лукас был диабетиком и страдал плохой циркуляцией крови в ногах, но скрывал свою болезнь от окружающих и делал вид, что ходит с тростью просто из франтовства. Эта палка с серебряным набалдашником была частью его ковбойской коллекции и когда-то принадлежала самому Бэту Мастерсону[3]. В обычные дни Лукасу удавалось сойти за щеголя, но сегодня привычный маскарад оказался ему не по силам.
— Кили, надеюсь, ты нас извинишь, если мы не придем на поминки, — сказал Лукас. — Я уже усадил Бетси в машину. Я тревожусь за нее. Вчера она была просто сама не своя, я даже испугался. Знаю, нам следовало бы прийти, но…
Жена Лукаса вела свое происхождение от первых колонистов, «отцов-пилигримов», прибывших на американский континент в 1620 году на корабле «Мэйфлауэр», и с детства привыкла к богатству и праздности. Но смерть Прентиса подкосила ее. Кили понимала, что от таких ударов не спасают ни привилегированное положение, ни роскошь, ни почет.
— Я все понимаю, Лукас, — сказала она, — и все поймут, я уверена. Вам обоим пришлось пройти через столько испытаний за последний год. Я знаю, Бетси плохо себя чувствует. — Кили сжала обеими руками его холодную руку. — Хочу, чтобы вы знали, как высоко я ценю… все, что вы сделали.
Она обняла его.
— Я все еще не могу осознать… Это слишком ужасно… — глухо проговорил он, пряча лицо у нее на плече.
— Кто бы мог поверить? — прошептала Кили.
Она уже собиралась сесть в машину, когда краем глаза заметила среди надгробий еще одну фигуру в черном. Может быть, кто-то робеет, стесняется подойти к ней? Она знала, с каким трудом многим людям дается выражение соболезнований. Столкнувшись с горем, такие люди совершенно утрачивают дар речи, опускают глаза и отворачиваются, хотя им многое хочется сказать.
