Вскоре исполнится два года, как она вела существование, до сих пор удивлявшее ее до такой степени, что порой она боялась очнуться от столь чудесного сна. Два года всепоглощающей, совершенной страсти, столь головокружительной любви, что у нее перехватывало дыхание, когда она вдали замечала силуэт своего супруга, или когда по вечерам он прищуривался, склонял голову, вопрошал о ее желании взглядом. По правде говоря, Аньес была довольна своей супружеской жизнью с Гуго де Суарси. Куртуазный, почтительный, этот человек веры и войны всегда обходился с ней предупредительно и ласково. Тем не менее до бракосочетания с Артюсом д’Отоном она не знала, что такое безумие двух тел, которые искали друг друга и отдавались друг другу, что такое острая, почти болезненная нехватка близкого человека, когда он уезжал хотя бы на несколько часов, не говоря уже об облегчении, когда он приезжал, когда можно было переплести свои пальцы с его пальцами. Она подавила смех, пожав плечами. Святые небеса, какие глупости приходят ей в голову! Вскоре ее настроение омрачилось. Для полного счастья ей не хватало одной, но главной вещи: она хотела найти Клеманс, сжать ее в объятиях так сильно, чтобы та едва не задохнулась, осыпать ее волосы поцелуями. Она найдет ее, она не успокоится до тех пор, пока дочь не окажется рядом с ней, в полной безопасности. Как ни странно, но Аньес, мудрая, здравомыслящая дама, обнаружила частичку самой себя, такую сокровенную, что прежде она даже не подозревала о ее существовании. Во время инквизиторского процесса перед ней разверзлась мрачная пропасть, когда ее старшая дочь Матильда пыталась отправить Клеманс на костер. Аньес охватила ярость, хотя физическое изнеможение побуждало ее сдаться. Безграничная ярость, не знавшая жалости. Она была готова на все, лишь бы защитить Клеманс. В благоразумной Аньес, до глубины души восторгавшейся поэзией Марии Французской*, приходившей в восторг от воркования голубки, радовавшейся летнему дождю, проснулся дикий зверь, о существовании которого она даже не догадывалась. Затем она приручила, укротила его в надежде, что его не станет, настолько эта другая ипостась беспокоила ее. Вплоть до исчезновения любимой дочери она думала, что ей удалось этого добиться.
Вечером через три дня после потрясающего открытия, сделанного Франческо де Леоне, Клеманс и Аннелетой Бопре, в ту пору сестрой-больничной, а ныне матерью-аббатисой Клэре, в тайной библиотеке аббатства Клэре, Аньес забеспокоилась, не видя нигде девочки. Она находила, что Клеманс очень отдалилась от нее, стала более молчаливой, чем обычно, после своего возвращения из аббатства. Она осторожно поднялась по хрупкой лестнице, ведущей на чердак, в убежище Клеманс. Едва ее нога коснулась пола, как Аньес поняла, что на нее обрушилось новое ужасное бедствие. Одежда деревенского мальчика, которую носила ее дочь, исчезла. Она увидела записку, лежавшую на соломенном тюфяке.
