Беттертон задумался. В материалах дела упоминалась гостиница, но где она, не уточнялось.
— И где эта гостиница?
— В Мексике.
— Где именно?
Чуть замявшись, Карлтон ответил:
— В Сан-Мигель-де-Альенде. Мы влюбились в этот город с первого взгляда. Это пристанище художников и ремесленников в горах Центральной Мексики.
— Как называлась гостиница?
— «Каса магнолия». Чудесное место. От нее рукой подать до местного рынка, «Меркадо де артезанаис».
Беттертон вдохнул глубоко. Вроде и спрашивать больше нечего. Мистер Броди рассказал все так искренне и простодушно. Да, вот и конец поискам сенсации.
— Спасибо большое за откровенность…
Броди пожал плечами, взял со стола тарелку и полотенце.
— А мне можно вам позвонить? Ну, если возникнут вопросы…
— Нельзя! — отрезала миссис Броди. — Всего хорошего.
По пути к машине Беттертон почувствовал себя чуть лучше. Все-таки сюжет очень даже неплохой. Конечно, не уникальная сенсация, но обратит на себя внимание, заставит людей задуматься. И в портфолио будет неплохо смотреться. Женщина, инсценировавшая самоубийство, муж, последовавший за ней в изгнание, их возвращение домой через дюжину лет. Простая история человеческой жизни, но с эдаким вывертом, двойным дном. Глядишь, если повезет, ее подхватит телевидение, Интернет.
— Эх, Нед, шакал ты пера, — сказал он себе, открывая дверцу машины. — Это не «Уотергейт», но вполне может вытащить твою унылую задницу из Эзервилля.
Джун Броди проводила машину репортера холодным, безучастным взглядом. Затем повернулась к супругу и столь же холодно и равнодушно спросила:
— Думаешь, он поверил?
Карлтон Броди ответил, задумчиво протирая фаянсовую тарелку:
— Полиция поверила. Отчего же ему сомневаться?
— Тогда у нас не было выбора. А сейчас о нас узнают многие.
— А раньше не знали?
— Но в газетах не печатали!
Броди рассмеялся:
— Ты переоцениваешь «Эзервилльскую пчелу». — Но, глянув на лицо жены, замер и спросил тревожно: — Джун, в чем дело?
— Ты уже забыл, что сказал Чарли? Насколько он был перепуган? Постоянно повторял: «Нужно прятаться, всегда скрываться! Они не должны знать, что мы живы. Иначе они придут за нами».
— И что?
— А если они прочитают газету?
Броди опять рассмеялся:
— Джун, бога ради! Больше нет никаких «они». Агент Слейд был дряхлым стариком, больным и телом и рассудком, параноиком до мозга костей. Поверь мне: все обернется к лучшему. Нужно было сказать — мы и сказали, представили дело как хотели, без лишних подробностей. Все, больше спрашивать нечего, история исчерпана. Совать любопытный нос некуда. Финиш.
