– Она текла по ее спине, пачкала бока, окрашивала волосы в красный цвет. Кровь обагрила мои руки, рыцарь, и я целовал ее.
– Как… – От волнения у госпитальера перехватило дыхание, и он закончил вопрос, сделав над собой колоссальное усилие: – Как она выглядела?
– Прошу прощения?
– Я хочу сказать… Была ли она похожа на кровь других осужденных или жертв? Не заметили ли вы каких-нибудь особенностей?
Аньян тщетно искал причину настойчивости своего спутника. Он пробормотал:
– Я немного теряюсь… Она была ярко-красной, полной жизни… У меня сжалось сердце. Я видел, как кровь смешивалась с водой, окрашивая ее в восхитительный алый цвет… Признаюсь вам, мне вдруг стало холодно. Ведь вы это хотели знать?
– Да, – согласился Леоне, плохо скрывая внезапно охватившую его панику.
Когда они дошли до ворот церкви Святого Эньяна и госпитальер расстался с Аньяном, чтобы продолжить дальше свой путь, его снедала тревога, с трудом поддающаяся описанию.
Женское аббатство Клэре*, Перш, декабрь 1304 года
От огня, который так испугал монахинь несколько дней назад, но был быстро потушен, лишь слегка почернели стены дортуаров гостеприимного дома. Аббатиса Элевсия де Бофор молча заканчивала очередную инспекцию. Она шла в сопровождении Аннелеты Бопре, сестры-больничной. Тибода де Гартамп, сестра-гостиничная,[6] причитала, повторяя дрожащим голосом:
– Умоляю вас, матушка. Это бедствие было вызвано вовсе не моей небрежностью. Я не понимаю, как огонь мог вспыхнуть посреди помещения, вдали от очага, и перекинуться на соломенные тюфяки…
Аннелета пристально посмотрела на аббатису, но та лишь сдержанно покачала головой. Затем Элевсия успокоила свою духовную дочь, приведя аргументы, которые показались той убедительными, несмотря на нелогичность:
– Дорогая Тибода, огонь порой ведет себя непредсказуемо… Искра могла взлететь и упасть на соломенный тюфяк, а тот загорелся. В конце концов, было больше дыма, чем огня, больше страха, чем зла, а это главное.
Обе женщины вскоре расстались с сестрой-гостиничной, которая при помощи нескольких служанок-мирянок начала наводить порядок и уничтожать следы диверсии.
Они дошли до рабочего кабинета аббатисы, не вымолвив ни единого слова. Аннелета почувствовала, что Элевсия де Бофор воспользовалась этим молчанием, чтобы взвесить все «за» и «против», прежде чем решиться на откровенные признания. Их матушка хранила опасную тайну. Сестра-больничная давно об этом подозревала, хотя и не знала, о чем именно пойдет речь. Вслед за аббатисой она вошла в ледяной кабинет и остановилась. Скрестив руки на груди, она терпеливо ждала.
