21 Очередной ужас советской действительности — лавок в залах ожидания было всегда планомерно меньше, чем ожидалось народа — как говорится, чтобы не засиживались. Многие были вынуждены сидеть на своих сумках или чемоданах. Поскольку я никогда с собой ничего подобного не брал, то садился на пол. А вот это не допускалось. Меня несколько раз, и в Москве, и в иных городах поднимали за плечи менты и, так скажем, легонько прикладывали спиной об стену, чтобы я невольно выдыхнул на них, вместе с криком. Убедившись, что я не пьян, они обычно уходили, помахав кулаком у меня под носом.
Я уже было направился к вокзалу, как вдруг обратил внимание на группу мужчин, которые гужевались среди чахлых деревцев, росших за платформой. Их было человек тридцать — целый взвод. Все какие-то на удивление одинаковые — крепкие, высокие, плечистые и я бы посчитал их за военных, если бы не были они одеты как-то кургузо — по-деревенски топорно. Как это называется в России — добротно. Да и держались они расхлябано-нестроево. Чувствовалось, что это ребята "от сохи", причем не просто "от сохи", а только-только "от сохи". Разговаривали они вполголоса, хриплыми, грубыми голосами, многие их них курили, поминутно сплевывая, кашляя… и вообще — веяло от них какой-то невыразимой тоскою, которая всегда возникает на душе, при виде тюрьмы, заключенных или "столыпинского вагона"22.
22 Вагонзак — вагон для перевозки заключенных, в память о использовании сталинскими палачами переселенческих вагонов появившихся при Столыпине, для транспортировки арестованных.
Я заметил, как от них отделился один человек и направился к платформе. Мне показалось, что он идет именно ко мне. Не прошло и минуты, как он легким прыжком перескочил через перила платформы и подошел совсем близко. Стало видно, что он разительно отличался от тех, кого я видел прежде. Хоть видел — это крепко сказано — ведь в полумраке были заметны только силуэты. Тогда скажем так — его силуэт резко отличался от остальных. Во-первых, он был выше. Может и не намного, но держался на удивление подтянуто, в отличие от остальных, что на взгляд прибавляло ему роста. Во-вторых, он был иначе одет — по-городскому. На нем были немешковатые брюки и куртка по фигуре, а не ватник с чужого плеча.
"Браток! Не подскажешь ли который час, а то я тут со своими гавриками так закрутился, что и часы не заводил. Теперь не знаю сколько до поезда осталось? А у них ведь и часов-то нет" — обратился он ко мне. Мне сразу резанула по ушам фраза: "который час", которая выдавала в нем воспитание, если уж не столичное, то, по крайней мере, областного центра. Обычно простой народ произносит: "скоко время?" или в лучшем случае: "сколько времени?"
