Свободное от постоянных гастролей время Мессинг проводил в Новосибирске, ставшем на время войны его домом. Там он познакомился с одним из самых близких ему в последующие годы людей — Эгмонтом Месиным-Поляковым. Он называл себя «крестником» Мессинга и был так похож на него, что порой его принимали за сына телепата. Эгмонт Львович родился в 1938 году в Ашхабаде; необычное имя ему дал отец-музыкант, но дома его чаще звали Алексеем в честь дяди-летчика, погибшего на войне. Его семья осенью 1942 года переехала в Новосибирск, где бабушка Эгмонта-Алексея работала шеф-поваром в обкомовской столовой. В этой столовой кормили лучше всего в городе, и Мессинг, пользуясь знакомством с местной элитой, время от времени обедал там. «В один из таких визитов, — сообщает Месин-Поляков в интервью, — он увидел бабушку — она стояла у окна, была чем-то очень расстроена и погружена в свои мысли. Потом, когда я Мессинга знал уже не один год, я понял, что для него было естественным обратиться к опечаленному человеку — он был очень добрым. «Что случилось?» — спросил он тогда. Младший сын бабушки Леша был летчиком и находился на фронте, да еще я заболел. У меня было сильное истощение, кроме того, меня преследовали кошмары, спровоцированные впечатлениями от войны. Мне врезалось в память, как во время бомбежки, в которую попала наша семья при эвакуации, катятся арбузы, разбиваются, разлетаются. Их мякоть мне казалась кровью. Вольф предложил посмотреть меня. В тот свой визит он показал многое из того, что умел. С тех пор Мессинг стал заходить к нам. Зимой меня крестили в церкви, и он стал моим крестным отцом».
Это, мягко говоря, сомнительно — Мессинг всю жизнь хранил приверженность иудаизму, а крестный отец должен непременно быть православным. Конечно, он мог просто присутствовать при обряде, а «крестным» его прозвали позже в знак особой близости к маленькому Эгмонту. В крещении мальчику дали имя Алексея в честь дяди, который, как сообщил семье Мессинг, погиб в бою на Таманском полуострове в октябре 1943 года. Эта печальная новость вскоре подтвердилась, после чего Вольф Григорьевич стал для Поляковых непререкаемым авторитетом. Кстати, первую часть фамилии, «Месин», Эгмонт присвоил себе намного позже — быть может, именно для того, чтобы подчеркнуть свою связь со знаменитым телепатом.
В его воспоминаниях о Мессинге, записанных много лет спустя, реальность причудливо соединяется с фантастикой. Он пишет: «Я действительно очень отчетливо запомнил практически весь период нашей новосибирской жизни. Помню, например, как Мессинг зашел к нам в гости, и мы все вместе праздновали знаменитую передачу самолета летчику Константину Ковалеву. Обстановка была очень веселая и душевная. Что касается волшебства. Конечно, Вольф Григорьевич не раз изумлял и поражал меня. Как-то раз он одним взглядом заставил воробьиную стайку дружно спуститься ко мне, на землю. В тот день, когда отмечали передачу самолета, Вольф Григорьевич подарил Ковалеву, тоже гостившему у нас, замечательные золотые швейцарские часы. Точно такие же он носил сам. Мне, любопытному мальчишке, разумеется, тоже захотелось посмотреть на эти часы, и я попросил Вольфа Григорьевича показать их мне поближе. На что он сказал: «А ты пойди, встань вон в тот уголок, вытянись по стойке смирно, протяни ручку вперед — и через три минутки у тебя будут такие же часы.» Я так и сделал: постоял, постоял — и вдруг вижу, что на моей руке действительно надеты часы! Я их туда-сюда крутил, вертел, рассматривал, слушал. А через какое-то время они вдруг исчезли».
