Я же поднял боярыню с колен и думал, что после этих двух посетительниц в дальнейшей рекламе я не нуждаюсь. И теперь настало самое время идти с челобитной к царю, с просьбой открыть лечебницу.
Я сидел у дьяка уже полдня мы вдвоем все путались в терминах и словах, челобитная никак не шла, я не мог объяснить, ему, что я хочу сделать, он меня просто не понимал, Неожиданно в комнату вбежал старший дьяк и обратился ко мне:
Сергий Аникитович, требует вас Иоанн Васильевич под свои очи и гневен он, что не можем разыскать вас, так, когда говорить с ним будете, замолвите слово, за нас сирых и убогих, что искали вас со всех сил наших.
Я, встревоженный, неожиданным вызовом шел в тронный зал, одет я был, не так как требовалось. Еще вчера царь был в походе, его ждали только завтра, а он уже здесь и меня требует. Когда я в обычном боярском прикиде, появился в зале вокруг меня сразу поползли негодующие шепотки.
Я подошел к трону опустился на колени и произнес:
– прости великий царь наряд мой непотребный, когда узнал твоем приказе, здесь в Кремле был, не посмел домой для переодевания уехать твой приказ выполнить спешил.
– Щепотнев, почему ты мне не сказал, что парсуны пишешь? Встань и ответствуй.
Иоанн Васильевич две всего парсуны я и нарисовал, а потом только иконы писал.
– Так вот Щепотнев, видел я тут, парсуну воеводы Торжецкого, у меня в Кремле таких парсун нет. Ты, как считаешь – это хорошо, что у воеводы царского парсуна лучше, чем у царя?
– Великий государь прикажи и напишу я того, кого ты пожелаешь, все умения приложу.
– Тогда слушай, две недели у меня между битвами есть. За эти две недели напишешь мою парсуну и смотри, чтобы не хуже чем у воеводы была. Чтобы видели меня на парсуне какой я есть, и не придумывали ничего от себя. Сам знаешь, понравится, мне награжу по-царски. Не понравится, не бойся, голову рубить не буду, но милости моей не жди.
Говори теперь, что нужно тебе для парсуны.
– Нужно мне государь, чтобы подготовили хорошую основу для парсуны, один я просто не успею, краски мне нужны хорошие, и потом прости государь, но привык я, когда рисую, сидит собака моя гончая у меня у колена, вот истинный крест не так начинаю, что делать, рычать начинает.
По залу пронесся смешок, охотниками были все, и не видели в этом ничего особенного.
Сам царь улыбнулся:
– Дозволяю и собаку, но чтобы ее перед этим святой водой обрызгали и молитву над ней прочитали.
– Великий царь, ежели, завтра уже будут доски холстиной левкасной обклеенные готовы для парсуны, то послезавтра, помолясь и начну, и явлюсь, когда скажешь.
