Труды М. В. Ломоносова | страница 2



1) стихотворное послание к Ив. Ив. Шувалову — «Письмо о пользе стекла» (1752 года).

2) «О пользе книг церковных на языке российском». Здесь-то он устанавливает три тона для прозаических сочинений «в будущем»: а) «штиль высокий» (торжественный стиль), б) «штиль средний» (теперь сказали бы: «тон журнальных и газетных статей») и в) «штиль низкий» (теперь сказали бы: «желтая пресса», «бульварная печать», — «свистопляска» «Современника» и критические приемы Благосветлова и Зайцева). Это рассуждение, которое ведь и вообще истинно, послужило чем-то поучительным и наставительным для всего XVIII века и для начала XIX. Например, Карамзин, когда он после оживленных «Писем русского путешественника» приступил к написанию или «начертанию» «Истории государства Российского», — то «вольно или невольно», «ведением или неведением» последовал указаниям Ломоносова на «высокий штиль». Превосходное это сочинение до сих пор изучается в наших гимназиях.

3) «Письмо о правилах российского стихотворства». Превосходное и исключительное по важности рассуждение это было впервые напечатано в трехтомном издании сочинений Ломоносова 1803 года (С.-Петербург, в типографии Шпора. Стр. LVII и след., т. I, см. примечание к нему), но, очевидно, в тезисах и вообще в мыслях своих, а может быть и в рукописных снимках, было известно во всю вторую половину XVIII века. Препровождено оно было из-за границы молодым Ломоносовым в Императорскую Академию Наук, — как приложение к «Оде Императрице Анне Иоанновне на взятие крепости Хотина» в 1739 г. и как теоретическое оправдание совершение нового, дотоле в России неслыханного и не читанного размера (ямб):

Восторг внезапный ум пленил,
Ведет на верх горы высокой,
Где ветр в горах шуметь забыл.
В долине тишина глубокой.

Чтобы понять и оценить, что такое эти стихи, сравним их вслед за Ломоносовым с сим примером, взятым из «Славянской грамматики» Смотрицкого («врата моей учености», как называл всегда эту грамматику Ломоносов, — наравне с «арифметикою» Магницкого):

Сарматски новорастные Музы стопу перву.
Тщащуюся Парнасе во обитель вечну заяти
Христе Царю, приими и благоволи в Тебе с Отцем

и проч. Поразительна ясность ума, — сказавшая в этом «о нашей версификации вообще рассуждении». Он исходит, в открытии естественного для российского языка стихословия, из следующих принципов:

«Первое и главнейшее мне кажется быть сие: российские стихи надлежит сочинять по природному нашего языка свойству, — а того, что ему весьма несвойственно, из других языков не вносить.