— Чего не отдать, коли, почитай, отдал уже! Сотен пять царевичей всяких да мурз из Орды привёл с собою! — махнул рукой Дмитрий. — Отчину свою, наследие великого князя Дмитрия, отдать! Какой же он великий князь московский после того?! Холоп он татарский, и больше ничего! — с горечью добавил Дмитрий.
Два дня тому назад князь Дмитрий Шемяка неожиданно приехал в Козельск. Незадолго перед этим великий князь московский вернулся из татарского плена. Хан Улу-Махмет освободил его за громадный выкуп. Деньгами заплатил великий князь татарам больше двухсот тысяч рублей… С великим князем из Орды приехало много знатных татар. Ходила упорная молва, что кроме денег великий князь отдал татарам все Московское княжество; себе, говорили, оставлял только Тверь…
Такие тёмные и недобрые вести привёз из Москвы Шемяка князю Можайскому…
И они вместе думали и толковали теперь, как спасти от позора русскую землю…
— Неужто для того дед наш весь свой век бился с татарвой, чтоб внук охотой ярмо опять на себя надел?! — говорил Можайский. — Будто кроме Василия нет и других наследников!..
— Знамо, посовестливей Василия найдутся! — подхватил Дмитрий, и в его тёмных глазах промелькнула насмешка. — Взять хоть бы тебя, княже, с братом…
— Ну, куда уж нам! — совершенно искренно отозвался Можайский, не заметив иронии. — Тебя с братом — другое дело… И по отчине вам выходит!.. Особливо тебе: всем взял — и умом и дородством!..
Хозяин говорил то, что думал. В его словах не было ни лести, ни заискивания. Князь Дмитрий прекрасно знал это. Про себя же он был твёрдо убеждён, что коли уж садиться кому на московский стол, то только ему, Дмитрию…
Пока между гостем и хозяином шла эта беседа, через северные ворота по Московской дороге в город въехало двое саней. Каждые были запряжены в две лошади, гусем; задние сани были, однако, наряднее; в них сидел только один путник, закутанный с головой в тяжёлую меховую шубу; в передних — простых розвальнях — ехало четверо: трое были одеты в обыкновенные нагольные тулупы, а на четвёртом сверх тёплого кафтана была накинута чёрная монашеская ряса…
Миновав ворота и несколько кривых проулков, сани выехали на Соборную площадь; кучер передних саней, ехавший верхом на первой гусевой, остановил лошадь у княжеского двора, спрыгнул наземь и что есть силы стал барабанить в калитку…
На дворе залаяли псы; тяжёлая дубовая калитка наполовину приотворилась, и показалась голова старика сторожа.
— Что за люди такие? — спросил он, недоверчиво оглядывая путников своими подслеповатыми глазами.
