Народъ говорилъ:
— Знаемъ, чей тутъ грѣхъ. Это сработали пьяница Симонъ — недостойный сынъ Гильома де-Коньикуръ — и его дьяволъ-конюхъ Амальрикъ. Недаромъ видѣли ихъ вчера, какъ они, будто черти, въ перепугѣ мчались на взмыленныхъ коняхъ изъ лѣса къ замку.
И окружилъ народъ замокъ де-Коньикуръ, и требовалъ мести.
И, такъ какъ они очень шумѣли, грозили топорами и вилами, бросали въ стѣны замка камнями и грязью, то убійцы очень испугались. Они велѣли поднять крѣпостные мосты, запереть ворота, протянуть цѣпи и разставить рогатки. Народъ же, видя это, еще больше убѣдился въ преступленіи и, выставивъ впередъ носилки съ двумя мертвецами, взывалъ о мести.
— Сиръ Гильомъ де-Коньикуръ, дай странѣ правый судъ. Сиръ Гильомъ де-Коньикуръ, покажи, что нѣтъ пристрастія въ твоемъ рыцарскомъ сердцѣ.
Тогда вышелъ къ народу самъ старый честный сиръ Гильомъ де-Коньикуръ — одинъ, безъ панцыря и opyжія, и плакалъ надъ трупами, и клялся отомстить преступленіе безпощадною местью. И народъ разошелся, успокоенный, потому что зналъ, что слово сира Гильома твердо.
Задрожалъ Симонъ, какъ отецъ позвалъ его на расправу. И сталъ онъ тянуть алое вино, чтобы возвратить себѣ храбрость. И, опьянѣвъ, пошелъ къ отцу. А негодный конюхъ Амальрикъ прокрался, слѣдомъ за нимъ, въ покой сира Гильома де-Коньикуръ, спрятался за колонну и слушалъ.
Такъ говорилъ сыну сиръ Гильомъ де-Коньикуръ и трясся отъ гнѣва.
— Ты убійца, подлецъ и предатель. Ты годенъ только на то, чтобы убивать поповъ по дорогамъ, насиловать дѣвчонокъ по лѣсамъ, да удирать отъ мужиковъ, когда они грозятъ тебѣ дреколіемъ, бросаютъ въ тебя камнями и грязью. Не рыцарскія шпоры приличны тебѣ теперь, а тонзура монаха. Ступай, постригись и проведи въ покаяніи остатокъ преступныхъ дней. Проклятъ ты мною и на этомъ, и на томъ свѣтъ. Ничего ты отъ меня не получишь. Все свое имущество я жертвую Воссельскому аббатству — на вѣчный поминъ по душамъ дѣвицы Виллерсъ де-Утрео и капеллана ея, неправедно тобою убіенныхъ.
Спьяну, Симонъ расхрабрился и сталъ наступать на отца и кричать:
— Этого ты не сдѣлаешь. Я не позволю. Этого не будетъ.
А старикъ вспылилъ и ударилъ его по лицу перчаткою. Тогда Симонъ выхватилъ кинжалъ, а конюхъ Амальрикъ выскочилъ изъ засады и набросился на сира Гильома де-Коньикуръ съ боевою сѣкирой. И убили они стараго рыцаря вдвоемъ, — сынъ и слуга, — и, отрезвѣвъ только послѣ преступленія, стояли въ безуміи, не зная, что теперь дѣлать.
Амальрикъ предложилъ:
