Пробежать со скоростью спринта явно стайерский отрезок и не рухнуть уже в начале пути? Как поверить в выполнимость поставленной задачи?
Создается впечатление, что Сталин был готов насмерть загнать русский народ в этой сумасшедшей гонке. А его "правые" противники, и прежде всего Бухарин, пытались противостоять столь губительной линии.
Нечто подобное предполагали Э. Вериго и М. Капустин в статье "Гибель и воскресение Николая Бухарина": "По нашему мнению, это был идейный спор, писали они, - в высочайшем (полузабытом) смысле этого слова - Бухарина - со Сталиным... Спор Жизни со Смертью, Христа с Сатаною... Сталин - еще более крайний, еще худший революционист, чем Троцкий, одним словом Сатана... Так что Париж-36 для Бухарина, находившегося тогда на вершине славы (его знал уже весь Запад) и семейного счастья (любви последней, особенно жгучей от тяжких предчувствий), - это не столько "Булонский лес", сколько "Гефсиманский сад". Наверное, у него была здесь своя минута "моления о чаше", и он мог бы выбрать жребий жизни, но он выбрал иной".
Если учесть, что М. Капустин доктор философских наук (Вериго драматург), то весь этот пассаж выглядит диковато, даже если учесть их благородное намерение высветить образ Бухарина, а заодно и очернить злодея Сталина. Тут не учитываются святотатственное сопоставление Бухарина с Христом (тем более, если вспомнить его собственное сравнение себя с Антихристом) и явное расхождение с Евангелием (не было спора Христа с сатаною, если не считать эпизода искушения в пустыне). Кстати, в воспоминаниях, кажется, В.В. Шульгина с сатаной сравнивался Троцкий.
Ну, а если оставить эти придирки и обратиться к сути дела? Тогда можно вспомнить, что на процессе 1937 года Бухарин признал себя виновным в измене социалистической родине, в принадлежности к подпольной антисоветской организации. "Я говорил и повторяю сейчас, - заявил он, - что я был руководителем, а не стрелочником контрреволюционного дела" и "виновным в злодейском плане расчленения СССР".
Его признание звучит странно (тем более, что он фактически предавал и своих последователей, учеников и соратников, которые тоже - с его слов оказывались в антисоветском лагере). Но ведь он не согласился с некоторыми пунктами обвинения. Это очень показательно. Если бы он клеветал на себя, то имело смысл делать это с максимальными преувеличениями, доходящими до абсурда, огульно соглашаясь с обвинением. Тогда бы иностранные независимые наблюдатели, присутствовавшие на процессе, могли бы с полным правом усомниться в его искренности.
