Заморский выходец | страница 70
На белом шелку подушки виднеется желтое лицо с впалыми закрытыми глазами. Жидкие, длинные усы окружают плотно сжатые тонкие губы, падая к подбородку, с которого спускается на грудь сильно тронутая сединой поредевшая борода. Косматые нависшие брови сдвинуты над крючковатым длинным носом. Теплое одеяло отброшено и не закрывает длинного тощего тела.
Неслышно приотворилась дверь. Трое мужчин вошли в комнату и приблизились к постели.
— Царь спит, — сказал один из них, тихонько приподняв полог.
— Пусть взглянет лекарь. БогДан! Посторонись-ка, — заметил другой.
Третий мужчина, иноземец, судя по его одежде, отстранил Богдана и наклонился над царем.
Через минуту он выпрямился.
— Ну, что, Якоб? — спросили бояре.
— Шшш..! — замахал тот и шепотом сказал ломаным языком: — плех…
— Надежи нет? — спросил первый, Богдан Яковлевич Бельский.
— Дышейт плех… Сил плех… День риаль пять пожиль… — опять шепотом ответил доктор-англичанин, Роберт Якоби.
Бояре покачали головами.
Больной царь пошевельнулся.
— Борис! — слабо проговорил он.
— Я здесь, царь-государь, — ответил второй боярин, Борис Федорович Годунов, и сделал знак врачу уйти.
— Отдерни полог — тьма! Света хочу, тьма и в могиле будет, — сказал царь Иван Васильевич.
Борис Годунов исполнил приказ царя.
Грозный различил в полутьме недвижную фигуру Бельского.
— Кто это? Кто? — воскликнул Грозный, и в его голосе послышался страх.
— Это — Бельский.
— А! Богданушка. А я думал — тень… Чудиться теперь мне стало часто разное… Жизнь былая да люди разные проходят передо мною…
— Это, царь, наваждение от лукавого, — заметил Бельский.
— Сегодня мне снился мой Иванушка, — продолжал Грозный. — Звал он меня к себе… Умру я скоро… Скоро умру? А? Борис? Богдан? Что вы молчите? Где другие бояре? Почему вы одни здесь? Извести меня хотите? А? Придушить? Думаете, слаб, недужен… Нет! Я здоров опять! Вишь, я сел!
Царь, действительно, под действием внезапного возбуждения найгел силы приподняться.
— Помилуй, царь-батюшка! Смеем ли мы замыслить тебя извести? — робко пробормотал Богдан Яковлевич.
— И зачем ты толкуешь о смерти и болезни? Ты здрав, слава Богу, так чуть прихворнул было. Господь даст тебе еще многие лета, — промолвил Годунов.
— Да, да! Ты говоришь правду, Борисушка. Нет, нет, прости, я сгоряча сболтнул, будто вы извести меня хотите, оба вы — мои верные слуги… Я еще долго буду жить назло ворогам. Я такой крепкий, сильный. У меня много ворогов. У! Тьма! Везде они, везде! Проклятые!.. Борис! Богдан! Ко мне! Ко мне! — вдруг неистово закричал он.