— Фу, чего же ты меня напрасно испугал! — облегченно вздохнув, сказал Беппо. — Значит, его не забирали, а он просто-напросто сам скрылся?
Джованни отрицательно покачал, головой.
— Нет, я знаю наверно, мне сказал сам Карлос.
— Но почему же его взяли?
— Его обвиняют & ереси и колдовстве.
— Господи! Ведь выдумают же!
— Против него целый заговор. Тут участвуют и моя мать, и сосед Маттео, и многие другие. Все это устроил Каттини.
— Вот подлый! Ну, как не переломать ему ребер! — вскричал Беппо. — Гм… бедняга ведь пропал, Ванни! — добавил он, помолчав.
— То же сдается и мне. Ты знаешь, моя сестра выходит замуж за Джузеппе.
Беппо остолбенел от изумления.
— Как?! За этого каналью?!
Джованни пожал плечами.
— Я сам не меньше твоего удивляюсь. Он уже сегодня был у нас.
— И Бригитта не плюнула ему в лицо?
— Она очень ласково с ним поздоровалась.
— Но это черт знает что такое! Бригитта, «святая Бригитта», как я ее звал, так любившая Марка, и вдруг… Знаешь, наслушавшись таких вещей, можно с ума спятить!
— Между нами сказать, мне сдается, что сестренка что-то задумала.
— А! Это меняет дело! Ее согласие на брак — просто хитрость?
— Мне кажется.
— Вот это так, этому можно поверить! Ты не знаешь, куда Марка заключили?
— Нет.
— Хоть бы это узнать. Все, может быть, можно было бы хоть весточку ему подать.
— Я подговорю Бригитту, чтобы она выведала у Каттини.
— Вот-вот!
— Поедем ко мне. Вместе и потолкуем с Бригиттой.
— Нет, я лучше останусь дома. Столкнусь у тебя, пожалуй, с Каттини, не выдержу и побью его.
— Я и сам тоже едва удерживаюсь, чтобы не дать ему пинка. Э-эх, Марк, бедняга! Увидимся ли мы с ним когда-нибудь? Ну, прощай!
— Вечером будешь на площади св. Марка?
— Буду.
— Там встретимся и поговорим. Бригитта-то пусть работает.
— Я надеюсь на нее.
Вечером на площади перед собором св. Марка Джованни говорил Беппо:
— Я передал Бригитте.
— И что же?
— Она пыталась расспрашивать полегоньку Каттини.
— Ну?
— Нем как рыба. Чуть речь заходит о Марке, он хоть бы щелкнул.
— Ах, проклятый! Плохо наше дело!
— Я еще не теряю надежды, дружище. Не такова Бригитта, чтобы отступать. Дай сроку — выпытает.
— Дай Бог! — ответил Беппо, тяжело вздыхая: несмотря на уверение товарища, он мало надеялся.
Джузеппе Каттини со дня ареста Марка был в довольно странном состоянии духа. С одной стороны, согласие Бригитты на брак с ним заставляло его чувствовать себя на седьмом небе от радости, с другой — от страшных «трех» его кидало в жар и холод. Дело в том, что кабатчик далеко не был уверен в своей безопасности. «Как бы этот проклятый еретик не наплел чего-нибудь на меня», — думал он, и ему уже мерещилась страшная темница. Он уже почти раскаивался, что подал донос, и вздыхал о счастливом времени, когда не нужно было заботиться ни о каких «трех», можно было говорить что угодно и чувствовать себя в полнейшей безопасности. Теперь приходилось следить за каждым словом: жест, который сделал инквизитор, хорошо запомнился ему. Поэтому всякий раз, когда заходила речь о Марке, Каттини становился, действительно, «нем как рыба», по выражению Джованни. Даже с Бригиттой он не разговаривал о нем, как ни старалась та навести разговор на это. Единственным его утешением являлась мысль, что Марк погиб безвозвратно, и, если иногда, в минуту опасений, он раскаивался, что подал донос, то гораздо чаще злобная радость заставляла замирать его сердце, когда он представлял себе картину казни Марка; ему мерещились дымные облака, языки пламени и посреди них искаженное муками прекрасное лицо «северного еретика» — Джузеппе все еще думал, что Марка приговорят к публичному сожжению; он плохо знал обычаи «трех», девизом которых было: суд скорый и тайный.
