Возле колонки-водокачки несколько безусых пацанов обступили пожилого мужчину в не по размеру коротких брюках, заляпанных грязью.
- Ты че, петух обоссанный? Че так мало принес?
Он переводил взгляд с одного на другого.
- Ты че, не понял, гнида гашенная? А ну сюда смотри!
Пустые глаза робота с трудом фиксировались на их лицах. В них не было даже страха, только тупое смирение: как же так, ведь он сделал все, что они сказали... Ползал на карачках и собирал окурки по всему лагерю. Почему на него кричат? Разум человека был поврежден, но не от частых ударов по голове. Просто он слишком много видел. Когда они начали лупить его, он не закрывался, не пытался увернуться от ударов и даже не вскрикивал.
Мучить такого было неинтересно, но заняться подросткам, чей социальный статус был ниже всех, кроме парий, было больше нечем. Вот один из них потерял терпение, и в глазу человека противно зашипел им же принесенный окурок. Тот протяжно завыл и попятился, но растянулся на земле от несильного, но умелого пинка в лицо.
- Петро, сымай с него штаны. Дрюн, давай вон ту бутылку. Сейчас мы тебя, падла, научим.
За развлечениями молодняка с любопытством наблюдал бандит постарше, лениво почесывая пузо под майкой. По названию часовой, по сути это был просто бездельник в растянутых спортивных штанах. Видавшая виды винтовка СКС лежала рядом на перевернутой железной бочке. За бочкой, почти на виду, лежала бутылка с остатками мутноватого, видимо налитого в немытую бутылку, спирта.
Только когда один из сопляков действительно начал снимать со старика штаны, а другой душить его куском провода, взрослый уголовник устало прикрикнул на садистов:
- Эй, харэ беспредельничать!
Одернул их не потому, что стало жалко эту полубезумную скотину. Просто не хотел проблем в свое дежурство. Мало ли, вдруг пахан выберется из своей палатки. Вообще-то тот уже две недели лежал пластом с жуткой диареей и температурой за тридцать девять. Самые прошаренные уже поговаривали, что пора искать замену.
И все-таки леший его знает. Запах алкоголя хорошо бы убрать. Доставая скатанную в комок мятную жвачку из кармана, бандит краем заметил, что мелюзга вдруг куда-то пропала, но не придал этому значения.
Внезапно острая боль заставила мужика взвизгнуть почти фальцетом. По щеке побежало горячее, рука рефлекторно схватилась за левое ухо... и он понял, что от того осталась ровно половина.
Дедуля, правая рука Бурого, пожилой "вор в законе", выполнявший хозяйственные функции и работу замполита, имел привычку ходить неслышно. Он был единственный, кто в лагере носил туфли типа мокасинов на мягкой подошве.
