Цецилия принялась срисовывать могилу матери. Пока она рисовала, образ Генриха не раз возникал в ее воображении. Девушке почему-то казалось, что за это время он сделался ей ближе. Несмотря на печальные обстоятельства, которые теперь разлучали их, Генрих де Сеннон был ей необходим больше, чем прежде. Ее думы походили на озеро, взволнованное бурей. Но вот ветер стих, и в эти прозрачные воды вновь можно было смотреть, как в зеркало.
Воображение Цецилии так разыгралось, что ей показалось, будто Генрих живет не в одних только воспоминаниях, но находится сам подле нее… Вдруг где-то сзади зашелестели листья, она обернулась, и перед ней возник Генрих.
Мысли о нем были так живы, что Цецилия нисколько не удивилась его появлению.
Неужели, милый читатель, не случалось с вами такого, что вы, не видя своей возлюбленной или возлюбленного, сердцем чувствовали, откуда он или она подойдет и с какой стороны подать ей или ему руку?
Генрих все это время не был в Хендоне и теперь приехал один, но не для того, чтобы навестить маркизу, нет, он не имел такого намерения. Он хотел попасть на могилу баронессы, где мог встретить Цецилию. Случай довершил остальное. Отчего же эта мысль не пришла в голову Эдуарду?
Цецилия, обыкновенно не решавшаяся поднять глаз при Генрихе, протянула ему руку. Пожимая ее, юноша сказал:
— Как я плакал о вашем горе, не смея плакать вместе с вами.
— Генрих, — сказала Цецилия, — я очень рада, что увидела вас.
Генрих поклонился.
— Да, — продолжала девушка, — я о вас думала и хотела просить вас об одной услуге.
— О, говорите, ради бога! — воскликнул Генрих. — Располагайте мной, умоляю вас.
— Мы уезжаем, Генрих, мы оставляем Англию, надолго, может быть… Может быть, навсегда…
Голос Цецилии дрогнул, крупные слезы покатились по щекам. Она сделала над собой усилие и продолжала:
— Генрих, я поручаю вам могилу моей матери!
— Цецилия, — с чувством произнес Генрих, — Бог свидетель, что эта могила для меня так же священна, как и для вас, но я тоже оставляю Англию, может быть, надолго, а может быть, навсегда.
— И вы? Куда же вы едете?
— Я отправляюсь… я еду во Францию! — ответил Генрих, краснея.
— Во Францию… — прошептала Цецилия, не сводя глаз с молодого человека.
Потом, чувствуя, что и сама краснеет, она опустила голову и прошептала еще раз:
— Во Францию!
Это слово перевернуло судьбу Цецилии, озарило всю ее будущность.
Генрих отправлялся во Францию! Теперь она даже захотела жить там. Франция была ее родиной, а Англия лишь приютила ее на время. Она вспомнила, что только во Франции говорят на ее родном языке, на котором говорила ее мать, на котором говорит и Генрих.
