— Нет. — Он покраснел, потом тоже рассмеялся.
— Тогда кто же?
— Мишель.
— Мишель?! Эта белая соплюшка из соседнего дома?
— Ты же спросила, вот я и ответил.
— Так ты был с белой?..
— А что такого?
Глория не сразу нашлась, что ответить. Она сразу вспомнила Джона и Бернадин.
В семидесятые в Окленде она повсюду видела белых женщин в обнимку с чернокожими. Но тогда, похоже, они это делали больше для показухи. Потом на несколько лет это прекратилось. Может быть, теперь черные мужчины стали опять предпочитать белых потому, что она и такие, как она, не умеют удержать своих возлюбленных? Тарик еще не стал мужчиной, но и он такой же. В чем здесь загадка? В чем белые женщины превосходят черных? Чем они привлекают юношей и мужчин?
— Знаешь, все, что я хочу сказать, это если я и допускала, что у тебя появятся девушки, то думала, что они будут черными.
— Мам, но сейчас конец двадцатого века! Чему же нас все эти годы учили? Преподобный Джонс всегда говорит, что люди любят друг друга просто так, а не за цвет кожи.
— Верно, — кивнула Глория. — Я ничего не имею против большинства белых, и кого ты любишь — только твое дело. Я хочу, чтобы ты это знал. Если бы они мне не нравились, я бы не жила в этом квартале. Но эта девушка тебе нравится?
— Ну, мам, она хорошенькая.
— Ладно, не морочь голову. Она может услышать. Так, это значит, что она тебе нравится.
— С ней все в порядке.
— А тебе нравится кто-нибудь из черных девушек, Тарик?
— Некоторые — да.
— Но белые, по-твоему, лучше?
— Мне нравится эта.
— Почему?
— Мам, это что, отягчающие обстоятельства? Она мне нравится, и все. Что в этом плохого?
— Плохого ничего, Тарик. Сколько ей лет?
— Ее зовут Мишель.
— Все равно. Сколько ей лет?
— Восемнадцать.
— Восемнадцать? А тебе только шестнадцать.
— Шестнадцать с половиной, ну и что, мам?
— Она в твоей школе учится?
— Угу.
— В старшем классе, надеюсь?
— Ну. Только какая разница, сколько ей лет?
— Никакой, Тарик. Но я готова поспорить, что ее родители и не догадываются, что ты тайком проводишь у нее ночь, а?
— Не, они знают.
— Я что же, полная дура? Нет, подожди. Я скажу, а ты послушаешь. Если только я узнаю от ее родителей, что они застукали тебя в постели с их дочкой, я с этим покончу, ясно?
— Ага, мам.
— Я хочу, чтобы ты понял, Тарик: можно поступать правильно, можно — неправильно. К твоему сведению, это называется благоразумием.
— Я всегда осторожен, мам. Я не хочу, чтобы меня подловили.
— Тебя уже подловили.
— Ну, я не это имел в виду.
