— Да откуда тебе знать?
— Я уже давно в этом городе, Робин, и такого со мной не было много лет.
— Чего именно?
Наконец-то он крепко обнял меня, и на какую-то минуту я положила голову на эту подушку, которой была его грудь.
— Я дам тебе все, что ты хочешь, все, что тебе нужно, если ты позволишь мне, — шептал он.
— Ты уверен, что знаешь, о чем говоришь? — автоматически вырвалось у меня.
— Абсолютно, — ответил он, — Я три года наблюдал за тобой и все ждал этой возможности. Да, я уверен.
Это настолько мне польстило, что я совсем перестала осознавать, что делает мое тело. Я с силой прижалась к нему, прогнулась и, наклонившись к его уху, прошептала:
— Ты хочешь сделать меня счастливой прямо сейчас?
— Да, — сказал он.
— Очень-очень счастливой?
— Очень-очень счастливой.
Я отклонилась назад и снова прижалась к нему, на этот раз касаясь сосками его губ.
— А теперь начинай сосать их нежно и медленно.
И он сделал это, и сделал как надо. Было чувство, что я купаюсь в шелке, и в последующие несколько минут Майкл уже не казался ни толстым, ни низеньким, ни бледным, а я была молода, прекрасна, сексуальна и желанна. И когда я сжала ягодицы и закрыла глаза, мое тело взорвалось изнутри и вывернулось наизнанку, и Майкл почувствовал „настоящее", и все было просто великолепно. В первый и последний раз.
— Тарик!
— Что?
— Приглуши музыку!
— Что-что?..
— Выключи эту чертову музыку, говорю!
Полураздетая Глория стояла в дверях своей спальни и выжидала, пока звуки не стали едва слышны.
— А теперь позвони в салон, будь любезен, и скажи Филипу, что я опаздываю на двадцать минут.
— Ма, ну почему я?
— Потому что я иду в душ; и смотри мне, Тарик, не спорь со мной сегодня. Просто возьми и позвони.
— И когда только у меня будет собственный дом и я перестану быть твоим рабом!
— Что-что? Что ты сказал?
— Ничего.
Глория проглотила таблетку от давления, не запивая, надела халат, затянула его как можно туже и ринулась вниз по ступенькам. Она вся вспотела — в основном потому, что весила килограмм на тридцать больше, чем следовало. Саксофон Тарика висел у него на шее, и Глории вдруг захотелось слегка придушить сына этим ремешком, но она лишь уперла руки в бедра и посмотрела на него.
— Я не знаю, где ты нахватался таких манер, но лучше бы тебе от них избавиться. Прямо сейчас. Что с тобой происходит, Тарик?
— Мам, ну почему со мной обязательно должно „что-нибудь" происходить? Слушай, я не знаю, где телефон.
— Ладно, я сама. — Глория скинула с кушетки все четыре подушки и под нижней нашла телефон. Как всегда, Тарик брал его последним. Глория с такой злостью забарабанила по кнопкам, что указательный палец застрял между ними; пришлось набирать номер заново.
