— Вы возражаете против того, чтобы я вас отвез?
— Нет, конечно. — Она попыталась снова обойти его, но споткнулась о ящик. — Вы мешаете пройти.
— Да, и делаю это сознательно. — Он кончиками пальцев провел по ее щеке. — У вас здесь грязь.
— Я знаю, мне надо помыться. Так что не ждите меня, я могу потом доехать и на такси.
— Я подожду. Удивительно, как вы умудряетесь выглядеть красивой даже в таком виде, — он дотронулся до ее губ, — и очень сексуальной.
— Алекс. Александр, не знаю, почему вы решили…
— Лучше бы вы этого не делали.
— Не делала чего?
— Не пытались меня соблазнить.
— Даже и не собиралась.
— Не будьте смешной.
Она вновь сделала попытку уйти и вновь безуспешно. Отчего не на шутку растерялась.
— Послушайте, ведь я вам даже не нравлюсь… — Его глаза были теперь непроницаемо черными, и она тонула в их глубине, не в силах оторваться, как от вида из своего окна. — Но я всегда… всегда думала… — Окончательно сбившись, она замолчала.
— Не замечал раньше у вас косноязычия.
— Я просто очень нервничаю. Это вы меня такой делаете.
— Знаю и принимаю как вознаграждение.
— Но только мне это не нравится.
Она уже не протестовала, когда он приблизил губы к ее губам, и ее руки бессильно повисли вдоль тела.
На этот раз поцелуй не был требовательным, его губы были нежными и мягкими.
Она была абсолютно покорной, а он не делал попытки обнять ее.
Он испытывал торжество — по тому, как запрокинулась ее голова, по смиренному выражению ее лица, по полураскрытым в ожидании поцелуя губам он понял, что она сейчас полностью в его власти. Неожиданно захотелось быть с ней нежной, защищать, оберегать, а не воспользоваться ее минутной слабостью. Он мягко произнес:
— Идите умойтесь, — и отступил, давая ей дорогу.
Она пулей вылетела со склада, не соблюдая этикета и приличий.
Ева взглянула на себя в зеркало, оказавшись в одной из гримерных за кулисами. Она окончательно сделала из себя идиотку, и пора было это прекратить. По какой-то неведомой причине он играл с ней в игру, смысл которой оставался для нее скрытым. Но она не собирается ему подыгрывать и вновь оказаться в нелепом положении. Она со многим готова мириться, но это уже слишком. Где та независимая женщина, которой она всегда была, где ее гордость тем, чего она добилась в жизни благодаря целеустремленности и твердости характера. Она все больше превращалась в какую-то слабоумную, путалась в словах, не могла ясно выражать мысли. Что-то растерянно мямлила, готова была сдаться на его милость. Она пасует перед ним, у нее начинают трястись колени, а он спокойно наблюдает и ждет, чтобы превратить ее в свою игрушку, покорную бессловесную любовницу! Игрушку для постели!
