Вдобавок миссис Чаддерли ничего о нем не знала. Она дразнила его, кокетничая напропалую, по привычке, в силу характера. Наверняка она вела бы себя точно так же и с самым дремучим крестьянином. Майкл относился к этому с пониманием, более того, с одобрением. Миссис Чаддерли отнюдь не была снобом. Эта женщина жила, срывая цветы удовольствия.
— Вам нужно осмотреть других пациентов? — спросила она. — Если нет, я с радостью покажу вам окрестности.
Проклятие! При других обстоятельствах Майкл не задумываясь принял бы приглашение вдовы и постарался бы ее развлечь.
— По правде говоря…
— Вам принесет немалую выгоду, если вас увидят со мной, — живо добавила миссис Чаддерли. — Это послужит вам лучшей рекомендацией, так и знайте. Вам еще предстоит убедиться, что люди в здешних местах не доверяют чужакам, как бы ни был чужак сведущ в медицине.
— Я чрезвычайно признателен вам за великодушное предложение, однако…
— Сегодня выдался дивный день, и мне страсть как хочется показать вам одно из моих любимейших мест, — продолжала вдова. Веселая беззаботность в ее голосе неожиданно пробудила в Майкле ту же легкость живость, желание рассмеяться. Впервые за последние месяцы он вдруг почувствовал себя необычайно юным и с удивлением заметил, что улыбается.
Ну… почему бы не прогуляться с ней? Майкл откровенно скучал. У него не было ни пациентов, ни книг, чтобы занять себя чтением. Поддаться влечению еще не значит пуститься во все тяжкие. А более продолжительное знакомство с вдовой наверняка погасит его пылкий интерес к ней.
Вдобавок обидеть ее отказом было бы неблагоразумно. Если самые именитые жители Босбри начнут порочить его репутацию, это отпугнет всех пациентов. Тогда ему и впрямь придется несладко.
О да, его рассуждения казались вполне здравыми, лишенными тайных мотивов. Майкл закусил губу.
— Хорошо. Если это недалеко.
— Отсюда рукой подать.
Несколько часов спустя, бредя бок о бок, они вышли к цветущему лугу.
— Мои владения начинаются от этой живой изгороди.
Майкл огляделся. С этого места невозможно было увидеть Хэвилленд-Холл, но пейзаж показался ему очаровательным. Лето коснулось полей своим теплым дыханием, над высокой колышущейся травой порхали бабочки.
— Чудесный уголок.
— Больше чем уголок, — отозвалась миссис Чаддерли. — Почти пять тысяч акров. Теперь все они мои.
Слышалась ли грусть в ее голосе, или Майклу это только почудилось?
— Значит, у ваших родителей не было других детей?
— Вы хотите сказать, сыновей? — В ее взгляде мелькнуло лукавство. — Нет, я была единственным ребенком. Моя мать вновь разочаровала отцовское семейство. Но отца это нисколько не заботило. Он страшно меня баловал, почти так же, как маму.
