Сталинский нос | страница 29

Оперативник подходит к нам и тычет носом в лицо Нине Петровне, а оно как мел белое.

— Да что вы… — заикается Нина Петровна. — Это не мое… Я не могла… Я же коммунистка. Это ошибка.

Вовка знает, что я на него гляжу, но виду не подает. Стоит и ухмыляется. Получается, он меня не заложил. Остался, наверно, в классе и спрятал нос в учительском столе, пока Сергей Иванович в актовом зале речь говорил.

Оперативники заламывают Нине Петровне руки и выводят ее из класса. Она что-то кричит и ногами дрыгает.

Я не знал, что Сергей Иванович, наш директор, такой низенький. Он обычно или сидит за столом в своем кабинете, или произносит речи с трибуны. Там, наверно, какие-нибудь подставки спрятаны, чтобы он казался повыше. А теперь он ведет меня по коридору, совсем маленький, не выше меня.

— Нина Петровна нос не отбивала, — говорю я.

— Не моя забота. Органы разберутся.

— И Финкельштейн не отбивал.

— Он при всех сознался.

— Он хотел на Лубянку попасть, чтобы родителей найти.

— Нет у него больше родителей. Расстреляли их. Ему что, не сказали?

У меня опять зубы застучали. Только теперь не от холода. Жалко Очкарика и страшно за него. Говорила же ему тетка, а он не поверил. Вот и попал в тюрьму ни за что ни про что.

— Ну что остановился, Зайчик? — говорит Сергей Иванович. — Давай, пошевеливайся.

Он хватает меня за руку и тащит вниз по лестнице. Он низенький, да сильный.

Сергей Иванович приложил ухо к двери кладовки и слушает. Я стою рядом. Он тихонько стучит в дверь. Три раза подряд, подождал, и еще три. Потом открывает дверь и толкает меня внутрь.

— Ну давай, Зайчик, иди, — говорит и быстро дверь закрывает.

Я думал, что увижу Матвеича. Сидит тут, сторожит народное добро. Но здесь хоть глаз выколи, темнотища. Слышу, Сергей Иванович идет вверх по лестнице, потом тишина. Прислушиваюсь. Где-то вода капает. Кап, кап, кап. А больше ни звука. Плесенью пахнет. Я протянул руку, до чего-то дотронулся. Вроде стенка, липкая вся и мокрая. Пошел вслепую вдоль стенки, ботинки хлюпают в какой-то жиже. Неприятно. Тут же коленкой больно обо что-то ударился. Ощупываю предмет. Большой. Поверхность гладкая, будто из гипса. Выпуклости. Вроде голова. Лицо. Глаза и уши, а носа нет. Понятно. Вот куда они Вас засунули, товарищ Сталин. В темень да плесень.

Вижу, в глубине мелькает желтоватый свет, лампочка, что ли, висит, не ясно. Иду на свет. Начинаю различать предметы. Чего в этом подвале только нет! Картины в рамах, разные бюсты, фотографии, и все бывших коммунистов, которые оказались врагами народа. Вдруг вижу, в луже Вовкина акварель, та, что приз получила: «Товарищ Сталин у руля». Краски на ней растеклись и размазались. Слева у стенки стоят классные фотографии в рамках с побитыми стеклами. У учеников и учителей лица замазаны чернилами, соскоблены ножиками и вырезаны ножницами. Жуть такая, страшно смотреть.