В ЦК не возражали: ну, если подходит, решайте сами. А в Свердловске переход Ельцина на партийную работу понравился отнюдь не всем.
Рябов вспоминает:
— Когда я решил взять Ельцина, ребята, которые с ним учились, пытались меня отговорить. Пришли и говорят: «Яков Петрович, вы его не знаете, а он при необходимости через любого перешагнет. Имейте это в виду». Я спрашиваю: «А о его деловых качествах что можете сказать?» Они говорят: «Вот тут вопросов нет». Я их выслушал и объяснил: вы дали ему хорошую характеристику. Я ведь его беру не на идеологическую работу, и не я к нему в подчинение иду, а он ко мне. А я умею в руках людей держать. И я заставлю его работать. И он у меня работал.
Ельцину в это время исполнилось тридцать семь лет. На партийную работу он не рвался.
Пригласив Ельцина, Рябов среди прочего сказал ему:
— Вот меня предупредили, что у тебя есть такие-то и такие-то недостатки...
Ельцин его сразу спросил:
— А кто вам это рассказал?
Рябов его одернул:
— Борис Николаевич, разве такой вопрос надо задавать? Следует, наоборот, сказать: да, это во мне есть, постарюсь исправить...
— Так он их все равно вычислил, — рассказывал мне Рябов, — и потом не давал им ходу, хотя ребята отличные.
Борис Ельцин четырнадцать лет проработал на стройке, прежде чем его пригласили в партийный аппарат. Вот что отличало его, к примеру, от Лигачева или Зюганова и вообще всех тех, кто всю жизнь провел на комсомольско-партийной работе, перебираясь из кабинета в кабинет.
Науку власти Ельцин постигал под руководством Рябова. Тот учил его не отсиживаться в кабинете, быть общительным, встречаться с людьми и находить с ними общий язык, почаще выступать и изучать своих подчиненных.
Ельцин и без того научился на стройке быть жестким, а тут еще школа Рябова, который строго спрашивал с подчиненных. Мастер спорта по классической борьбе, Рябов умел заставлять других работать и сам работал много. Вот, по словам Рябова, его кредо:
— Я всегда объяснял: тех, кто не выполняет моих заданий, я могу раз предупредить, второй раз. А третьего предупреждения уже не будет. Я так говорю: или ты должен уходить, или я. Но я-то не уйду, меня может освободить только вышестоящий орган. Так лучше я тебя уберу, не стану ждать, пока насчет меня примут решение.
Это дивный принцип: умри сначала ты, а потом я! Так и делались карьеры. Вверх шли по головам менее ловких и умелых. Ничему иному партийная жизнь и не могла научить Ельцина. Стоило ли потом удивляться и возмущаться, что Ельцин, став первым секретарем в Москве, жестоко ломал судьбы своих партийных подчиненных, не способных обеспечить ему успех? Он рвался вверх, и рядом с ним выживали только те, кто мог ему помочь подняться еще на одну ступеньку. И всю свою профессиональную жизнь он без сожаления расставался с теми, кто стал ему не нужен.
