Посол Квицинский засомневался: потерять здоровье и загнать себя — дело нехитрое, но так быстро завершить перестройку едва ли удастся.
— Надо не бояться один раз сделать больно, — повторил Ельцин, — потом будет легче.
Мы, скорее всего, недооценили масштаб личности Ельцина. Он из тех, кто делает историю. Он из породы людей, которые неостановимо идут к власти. Для них власть — это, пожалуй, единственное, что приносит удовольствие всегда. Все остальное доставляет лишь кратковременную радость. На наше счастье, Ельцин пришел к власти и оставался у власти с помощью механизма демократии.
Нарушив историческую традицию, Ельцин перестал давить своих подданных, насильно тянуть нас в светлое будущее. Нельзя сказать, что народ ему за это сильно благодарен. Впрочем, окончательный вердикт всегда выносит только история.
ЕМУ НУЖНА ВСЯ ВЛАСТЬ
Где же в России место обитания власти? Всякий скажет — в Кремле. Знающий уточнит — в первом корпусе (бывшее здание сената), где на втором этаже расположен кабинет президента. Это так и не так. Когда президентом был Борис Ельцин, власть была сосредоточена в нем самом, где бы он ни находился.
При этом в момент общения с ним, говорят хорошо знающие Бориса Николаевича люди, не ощущаешь этой эманации власти. Он не властный человек в прямом смысле слова, но все его существо было настроено на достижение власти и на ее удержание.
— Летом 1989 года помощник президента СССР Георгий Шахназаров спросил Горбачева:
— А почему бы вам не удовлетворить амбиции Ельцина? Скажем, сделать его вице-президентом?
Михаил Сергеевич отрезал:
— Не годится он для этой роли, да и не пойдет. Ты его не знаешь. Ему нужна вся власть.
Ельцин принадлежит к числу людей, которые лучше всего проявляют себя в роли полновластного хозяина. А вот подчиненные из них получаются неважные.
Он родился таким, такова его генетическая структура. Вся его жизнь была подчинена этой внутренней программе. И даже когда он уходил в отставку (а он делал это дважды), то с глубоким смыслом. Не стоит забывать, что в его жизни первая отставка привела к победе и к президентству, вторая — словно перечеркнула все его ошибки, неудачи и промахи и обеспечила ему место в истории.
Он не постоянно находился в состоянии борьбы. Он вступал в нее где-то в середине игры, когда становилось ясно, что возможен проигрыш. Тогда он брался за дело, и ситуация сразу менялась. В нем решение должно было созреть. Когда это происходило, он действовал. А иногда он мог как бы дремать, порождая самые странные предположения на свой счет.
