Под конец ужина Лола внесла на подносе пузатый чайник с заваренным зелёным чаем, пиалушки, вазу с изюмом и миндалём. С края подноса на пол со звоном упали ложечки.
Из соседней комнаты с закрытой дверью послышался рык.
Лола опустила поднос на стол и кинулась в комнату, Хамид, изменившись в лице, подобрал ложки, шепнул:
— Проснулся её дедушка.
За дверью слышалась какая‑то возня, словно передвигали что‑то тяжёлое, перетаскивали мебель. Потом появилась Лола.
— Ой, извините! Дедушка хочет познакомиться.
Я глянул на Хамида.
— Говорил ему про вас, — умоляюще сказал он.
Я направился в комнату.
Там, заполнив своим телом стоящее у постели чуть покачивающееся кресло–качалку, восседал бабай в пёстром азиатском халате. Ноги его были окутаны пледом.
Я сел рядом у столика с тремя телефонами и кипой каких‑то старых журналов, ощетинившихся многочисленными закладками. На диске одного из телефонов бросился в глаза герб СССР. Подобные аппараты бывали только у членов правительства.
— Ты кто? Московский писатель? Что пишешь?
Бабай выслушал мой краткий ответ. С удовольствием изрёк:
— Не читал. — Потом подумал и вопросил: — А меня читал? — Нет. Вообще понятия не имею, кто вы такой.
— Стыдно приезжать в республику и не знать её академиков… У тебя есть деньги? Богатый?
— Нет.
— Вот видишь! Слушай, наши люди помогали Наполеону завоёвывать Египет. Слыхал?
— По–моему, это грузинская конница помогала.
— Наши тоже. — Он был явно сражён моей осведомлённостью, переспросил:
— Грузины? Какие ещё грузины?
— Мамелюки.
Бабай пожевал губами, прикрыл глаза оплывшими веками. Затем приподнял их и, устремив на меня магический, гипнотизирующий взгляд, изрёк, словно заклиная:
— Дам материал. Напишешь книгу о наших людях у Наполеона. Фамилия будет моя, деньги — твои. Аванс получишь сейчас.
— Несерьезно всё это, академик. — Встал, повернулся, чтобы выйти, вырваться из‑под гнетущего взгляда, самих звуков этого властного голоса.
И увидел в проёме раскрытой двери Хамида. Он стоял испуганный, как ребёнок.
— Извините, — шепнул он, когда я закрыл за собой дверь, — зависим от него, живём в этом доме…
Помнишь, в книге «Навстречу Нике» я рассказал о том, как старшеклассником держал в руках замечательный портрет работы Маяковского? Мог купить, страстно хотел купить — и не купил. Чтобы сохранились случайно оказавшиеся у меня деньги на побег в Одессу, к Черному морю.
С этого побега начались, что называется, «годы странствий». Одну зиму я прожил в Крыму, в доме–башне на берегу залива у вдовы поэта и художника Максимилиана Александровича Волошина.
