Оказалось, дожидался, пока высохнут чернила надписи на предназначенном мне в дар «Гамлете» в его переводе.
Борис Леонидович взял с меня слово, что я приеду к нему через год с тетрадью стихов. Тщательно упаковал книгу. Рванулся проводить под ледяным дождём на станцию Переделкино.
Я воспротивился. Тогда он сказал, что будет стоять у раскрытой двери и смотреть вслед.
В романе «Здесь и теперь» я подробно написал об этой встрече. О том, как уходил, оглядывался и видел силуэт Пастернака в проёме освещённой двери.
…Этот взгляд до сих пор держит меня в поле своего луча. И если я порой сбиваюсь с пути, он как спасательный трос, натянутый вдоль домов какого‑нибудь посёлка за Полярным кругом не даёт сгинуть во тьме и метели.
Многие церковники, православные и католические, возбуждают и поддерживают в верующих чувство вины.
Человека может поднять только любовь к нему, искреннее участие. Без запугивания и тошнотворных нравоучений.
С тех пор как в Палестине появился, погиб и воскрес Христос, церковное предание донесло до нас Его призыв: «Радуйтесь и веселитесь!»
А что касается вины, то у каждого есть совесть. Каждый сам знает, в чём он виноват. Знает и терзается без подсказки мучителей в рясах и сутанах.
Его интересно пробовать. Но не упиваться.
Когда я жил посередине Эгейского моря на острове Скиатос, мне подарили ящик с гнёздами, откуда торчали 12 бутылок лучших греческих вин.
Этого запаса хватило на полтора месяца ежевечерней дегустации. Правда, не считая джина, который я употреблял после утренней рыбалки, сидя в прибрежном кафе–баре «Мифос».
Именно тогда я понял, что всю жизнь притворялся, нахваливая в разных компаниях вслед за знатоками прославленные сухие напитки. Например, французское шампанское–брют, различные рислинги и тому подобную кислятину.
На самом‑то деле, Ника, признаюсь тебе, я как пчела люблю только натуральные сладкие или полусладкие вина.
Как‑то нам с твоей будущей мамой Мариной официант римского ресторана откупорил к обеду бутылку белого вина. Вкус его был божественным. Мама‑то пила мало, только попробовала. А я шёл потом по Риму в состоянии, похожем на вдохновение. То ли от лёгкого подпития, то ли от всего сразу — Марины, Рима, солнца.
К сожалению, я не запомнил названия того вина. А может быть, и к счастью — оно оказалось чудовищно дорогим.
Но все‑таки самое чудесное на свете — густое чёрное вино «качич», изготовляемое крестьянами близ посёлка Каштак на берегу Черного моря.
