«А в городе река была.
Она зимой и летом полузабытая текла за низким парапетом».
Ранней весной во время ледохода я подростком шёл вдоль берега Москвы–реки, видел, как на кружащихся льдинах проплывают следы чьей‑то лыжни, разбросанное сено, поломанная бочка… Свидетельства жизнедеятельности далёких верховьев несло мимо Кремля в сторону Волги.
Быть может, тебе покажется странным, Ника, но именно с тех пор я осознал, что живу на берегу. И стало повеселей. Волнует душу, если с лодки или с борта корабля видишь проплывающие неподалёку края земли.
То эти нависшие над прудом с кувшинками плакучие ивы, то южный обрез Кавказа с его густо поросшими лесом горами, то плавни Днепра с хатками среди высоких камышей, то изрезанные заливами берега материковой Греции, то пролив Екатерины при выходе из Охотского моря в Тихий океан…
Перемещаться в безбрежном пространстве не так волнующе, как в виду берегов.
Изредка наблюдая его, немного завидую. Действительно бес–печный. Так сказать, без печки, тёплого угла, уюта.
И всегда весел.
Формально не имеет никакого образования. И — великолепный знаток кинематографа, оперной музыки, джаза. Может сам отремонтировать квартиру, сшить при помощи швейной машинки одежду, вроде бы из ничего сварганить вкуснейший обед. Для других. Но не для себя.
Ни о чём заранее не заботится.
Его обожают дети. И уж, конечно, женщины.
Сейчас он постарел, живёт в Нью–Йорке, один, в какой‑то богадельне. Иногда звонит по телефону.
У меня есть семья: дочка Ника, жена Марина. Своя квартира, своя работа. Казалось бы, это я должен утешать его. Но каждый раз, окончив разговор, чувствую, как лёгкое дуновение беспечности приподнимает над суровой прозой жизни.
Снова, снова маюсь в темноте комнаты. То покуриваю у окна, то захожу в твою комнату поглядеть, как ты спишь, то опять маячу под открытой фрамугой, глядя на окна спящих кварталов. Редко где светит огонёк такого же, как я, бедолаги.
Врачи говорят, с возрастом в организме убывает серотонин–вещество, обеспечивающее нормальный сон.
Может быть. Хотя в своё время, когда я пожаловался на хроническую бессонницу отцу Александру, тот сказал:
— Вместо того чтобы курить и пялиться в окно, приступали бы к работе. Это Бог будит вас, зовёт за стол. Ведь нам отпущено так мало времени…
(Ветхий завет). Кажется, последовательно — до конца Ветхий завет я прочёл два раза.
Первый — по настоянию Марии Степановны Волошиной, с большим предубеждением, но и любопытством. Второй — учёно обложившись книжками толкователей.
