Все перемещения столицы Китая за последние два века то на юг страны, подальше от Стены, в Нанкин, то на север, поближе к ней, в Пекин, я всегда считал следствием поведения Стены, которая то отталкивала столицу, то притягивала ее к себе.
Как ни пытаюсь я в последние дни разобраться в происходящем, разгадки не нахожу. Порою мне кажется, что нынешний разлад, если он есть, вызван именно близостью столицы. Вряд ли мы получали бы так много распоряжений, находись она, допустим, в четырех-пяти месяцах пути отсюда, так что повозка со вторым распоряжением, отменяющим первое, или не сумела бы нагнать отправившуюся ранее, или в дикой спешке перевернулась бы где-нибудь, а может, и с обеими случилось бы что-нибудь подобное.
Вчера вечером, когда мы беседовали с моим помощником (лениво перебрасываясь словами, погруженные в блаженную истому после одного из тех мгновений, которые тем дороже для нас, чем старательнее мы их скрываем ото всех), итак, вчера вечером мой помощник сказал, что, даже если бы переместилась не только столица, но и весь Китай, Стена все равно осталась бы стоять там, где стоит. «Такое, кстати, уже случалось», — добавил он небрежно. И мы оба принялись вспоминать, как за те тысячу с лишком лет, что стоит Стена, Китай несколько раз выходил за ее пределы и столько же раз сжимался, оставляя ее одиноко и бессмысленно торчать посреди серых степей.
Мне припомнилось, как у моей тетки забыли снять с руки надетый еще во младенчестве медный браслет, рука становилась все толще, и браслет почти врезался в нее. Так, наверное, было и с Китаем: Стена то сдавливала его, то становилась слишком широкой, были и такие годы, когда она снова приходилась ему впору. А что будет дальше, неизвестно… Всякий раз при встрече с теткой я вспоминал о браслете, и, не знаю почему, это было мучительно для меня, я невольно представлял себе, что было бы, если б этот браслет так и не сняли, мало того, я воображал, что сталось бы после смерти тетки и как он, позвякивая, болтался бы, теперь уже совершенно свободно, на руке скелета… Я схватился за голову, неожиданно поймав себя на том, что ведь это сам Китай представился мне истлевшим трупом… с болтающейся на нем побрякушкой… Как я только мог об этом подумать?!
Ночь стояла беззвездная, и лунный свет наводил такую истому, что казалось, к утру все замрет, и кочевники, и птицы, и даже государства в полном изнеможении так и останутся лежать, словно мертвые, друг подле друга, как мы двое…
