Юра стоял на открытом низеньком кухонном крыльце, выходившем во двор. Справа высилось трехэтажное здание училища. Слева впереди вытянулся учебный коровник. Вот тут они и боролись с Колей Берсеневым, теперешним героем.
Снежинки таяли на лице, на руках и на голых коленках. Юра старался унять дрожь — он должен закаляться!
Распахнулись ворота коровника. На двор веселой гурьбой выбежали учащиеся, будущие агрономы. Они толкали друг друга в сугробы, бросались снежками, хохотали.
«А в это время, — укоризненно подумал Юра, — малолетки воюют с захватчиками!»
Когда ученики проходили мимо, Юра крикнул, и голос его звенел от ярости:
— Изменники!
— Ты чего кипятишься, герой? — спросил, остановившись, высокий кудрявый юноша, в форменной тужурке с кантами, ладно сидевшей на нем, вполне пригодный для службы в ополчении.
— Все патриоты, стар и млад, воюют, а вы? Трусы!
— Воюют?.. Хлопцы, война!..
— Эй, Юра, это тебе отец сказал?
— Все газеты об этом пишут! Отечественная война. С Наполеоном!
— Эка, хватил! Да ты знаешь, какой нынче год? Сам воюй! — крикнул в ответ один из учеников и обидно захохотал.
Юра схватил висевшую на трубе сосульку, швырнул в насмешника и, негодующий, ушел в дом.
Дядя Яша сидел в кабинете Петра Зиновьевича, Юриного отца, за письменным столом. Склонив голову, словно ее оттягивала висевшая в углу рта кривая трубка, и прищурив левый глаз, он быстро писал. Был он нрава веселого, любил пошутить и с Юрой был запанибрата. Худой, с тонким насмешливым лицом и кудрявящейся бородкой, которую он отпустил для солидности, когда старший брат устроил его на должность заведующего молочной фермой, дядя Яша был одет в свою неизменную студенческую тужурку. Юра слышал, что его исключили из университета «за политику». Он был бабушкиным любимцем, и она часто плакала из-за него, из-за этой «политики». Несколько раз Юра пытался узнать, кто такая «политика», но все сердились, отмахивались: «Не задавай глупых вопросов, не вмешивайся в разговоры взрослых…»
— Дядя, какой сейчас год?
— Год? — не оборачиваясь, спросил дядя Яша. — Год разгула черной реакции. Или, скажем, двенадцатый, по обычному исчислению.
— А почему ты не патриот?
— Я? Не патриот? Что за чепуха! А кто тебе это сказал?
Дядя положил ручку и, выпустив облако дыма, осторожно вынул трубку изо рта.
— Тот, кто в силах держать оружие, но не выполняет своего священного долга перед родиной, — тот не патриот! — Эту фразу Юра хорошо запомнил из вчерашнего бабушкиного чтения. — Так сказал Кутузов. А ты, вместо того чтобы идти воевать с Наполеоном, прячешься дома!
