К вечеру мы с трудом добрались в нашей карете до какой-то деревеньки и застряли там.
Целых два дня мы слышали страшный шум сражения. Потом наши войска снова пошли по дороге, только обратно, к Москве. А говорят, что сражение у села Бородино мы выиграли. И местный помещик уверял, что если Кутузов сражение выиграл, то нам уезжать не надо. Но когда мы утром проснулись, то на дорогах к Москве двигались уже французские войска. А наши, говорят, сворачивают в сторону, на Калужскую дорогу. Почему французам открыли свободный путь прямо в Москву? Этого никто не понимал. За лесом полыхало зарево. Горели деревни.
Днем в деревню пробрался искавший нас нарочный папеньки. Коня своего он спрятал в лесу. Он вручил Ерофеичу письмо. Папенька писал, что участвовал с партизанами в бою, ранен, взят в плен и находится в подвале можайской церкви. Он еще раз приказывал Ерофеичу везти меня к Вельскому и ждать там.
Милая тетушка! Что мне было делать? Отец в плену, маменька неизвестно где… Неужели мне под присмотром Ерофеича спокойно ехать в карете к этому Вельскому? Нет, тысячу раз нет! Дождавшись сумерек, я вывел из сарая Белку, приладил вместо седла каретный коврик и ускакал, захватив ружье Ерофеича и его охотничий кинжал. Надо выручать отца!»
Тут бабушка умолкла, сняла очки и строго посмотрела на Юру.
Мальчик сидел не шевелясь, только щеки его пылали. Он живо представил себе приятеля верхом на горячем коне, с кинжалом за поясом. Ура! Ура! Вперед! Ах, как хотелось Юре в эту минуту быть на месте Коли Берсенева!
Бабушка отдохнула и снова принялась читать:
— «Верхом на Белке я скакал по лесной дороге, когда меня схватили французские гусары, назвали партизаном, отвели к своему офицеру, который бил меня и связанного бросил в сарай. Потом эти французы ушли. Я, как пленный, попал к другому офицеру. Он сразу заметил, что у меня не мужичьи руки. А когда узнал, что я говорю по-французски, оставил при себе, чтобы я переводил ему при допросах русских мужиков. И еще заставил чистить свою лошадь, сказал, что «сын русского дворянина будет чистить лошадь императорского гусара». И я чистил, но его ненавидел.
Потом, тетенька, с этими проклятыми гусарами я оказался в Москве, уже занятой французами. По дороге я видел горящие деревни, разграбленные дома и церкви, в которых стояли лошади.
В Москве я видел французского императора Наполеона. Я хотел убить его, с кинжалом я не расставался, но Наполеон очень быстро проскакал на своей лошади перед строем гусар, которым я прислуживал, а они кричали: «Да здравствует император!»
