Завязался бой, оба бились с яростью, не соответствующей пустяковому поводу. Звон клинков и ругательства огласили узкую улицу. Через некоторое время сверху открылось окно, и недовольный голос прокричал:
— Сеньор Хуан, уходите, хозяйка спит.
Юный Инестроза на секунду поднял глаза на звук голоса, и этого хватило его противнику, чтобы вонзить шпагу ему в грудь. Юноша замер, качнулся и упал. Его противник отдышался, спрятал шпагу в ножны и склонился над телом. В этот момент дверь сзади него открылась и показались сначала светильник, потом рука, его держащая, а потом и тучное тело Пепелины. Прохожий выхватил у нее светильник и осветил лежащее в луже тело. Глаза юноши были открыты, он был мертв. Пепелина взвизгнула. Прохожий резко обернулся со светильником в руке. Пепелина глянула в освещенное лицо и обмерла.
— Король! — вздохнула она.
Король далеко отшвырнул от себя светильник и шагнул во вновь сомкнувшуюся на улочке тьму.
* * *
Рыхлый кожаный диван светло-зеленого цвета совершенно меня усыпил. Вернувшись в холл, я решила подождать Рамзию еще минут пятнадцать, учитывая пробки, которые начинаются на узких, курортных улочках после полуночи из-за массовых перемещений праздных отдыхающих. Другого гида я не стала бы ждать, но к этой немногословной приветливой женщине прониклась глубокой симпатией после первой же беседы. И сейчас мне не столько были нужны путевки, которые можно было оставить у портье, сколько хотелось поболтать с приятным человеком. Тема бесед у нас была волнующая для обеих — Тбилиси.
Как Рамзия успела нам рассказать, ее родители были из Тбилиси, куда они попали в тридцать седьмом году. Их детьми вывезли из пекла гражданской войны. Они были те самые «испанские дети» повстанцев, которых увозили целыми пароходами в Советский Союз. Был ли это акт гуманизма нашего, не склонного к сентиментальности вождя или за этим стоял какой-то дальновидный политический смысл, не знаю. Но эти за редким исключением дети больше никогда не видели своих родителей. Отец и мать Рамзии попали в детский дом в Тбилиси. Вместе росли, в сорок пятом году расстались, потом долго искали друг друга, но отцу удалось разыскать свою бывшую одноклассницу где-то в начале 50-х, они поженились и произвели на свет в Грузии чистокровную испанку знатного рода. Многих испанских детей усыновили, дали им другие имена и отчества, а детдомовские остались со своими именами и где-то в середине 70-х годов, после Хельсинкского договора, получили возможность разыскать своих родственников на родине. Чем там дело кончилось, я не успела узнать, но меня интересовала не испанская, а тбилисская эпоха жизни Рамзии. Дело в том, что мне, тоже волею исторических и политических обстоятельств, давно разлученной с любезной моему сердцу Грузией и дорогими тбилисскими друзьями, хотелось найти собеседника, неравнодушного к этой теме.
