— Нет и все. Ты не будешь работать в театре.
— Такой шанс раз в жизни бывает! Я два года этого добивалась!
— Как это — два года добивалась?
Тут все и вышло наружу насчет школы танцев.
Когда Кэти закончила свой рассказ, Энди только выпятил подбородок еще на дюйм.
— Ты не будешь выступать на сцене.
— Такая возможность! Я вчера встретила мистера Мандельбаума, он видел, как я танцую, ему очень понравилось, и он обещал мне сольный номер в своем новом спектакле.
— Ты не будешь выступать на сцене.
Что я всегда повторяю: лучше всего на людей действует такт. Будешь вежливым и тактичным — все будут делать то, что тебе надо, а если ты просто выпячиваешь подбородок и начинаешь командовать, людям становится обидно и они огрызаются в ответ. Я-то отлично знал Кэти. Она бы для Энди все сделала, попроси он по-хорошему, но такого отношения стерпеть никак не могла. Да разве ему объяснишь? Такому, как наш Энди, этого кувалдой в голову не вобьешь.
Кэти прямо так и вспыхнула:
— Нет, буду!
— Ты понимаешь, что это значит?
— Что?
— Конец… всему.
Она заморгала, как будто он ее ударил, а потом вскинула голову.
— Ну и прекрасно, — говорит. — Всего хорошего!
— Всего хорошего! — отвечает Энди, упрямый молодой осел.
Так и разошлись в разные стороны.
Я вообще-то за театральной жизнью особо не слежу, но теперь это уже было, можно сказать, дело семейное, так что я стал проглядывать в газетах заметки о «Цветочнице» — так назывался спектакль, в котором мистер Мандельбаум дал Кэти сольный номер. Пьесу временами ругали, но про Кэти все говорили хорошо. Один даже сказал, что она как глоток холодной воды наутро после попойки — для газетчика это высокая похвала.
Сомневаться не приходилось — она имела успех. Понимаете, Кэти была нечто новенькое, а в Лондоне такое ни за что не оставят без внимания.
В газетах печатали ее фотографии, а одна вечерняя газета поместила статью «Что помогает мне сохранить молодость» за ее подписью. Я эту статейку вырезал и показал Энди.
Он просмотрел статью. Потом посмотрел на меня, и взгляд его мне не понравился.
Он сказал:
— Ну?
Я сказал:
— Пардон.
Он сказал:
— И к чему это?
Я сказал:
— Не знаю.
Он сказал:
— Идите работайте.
Я и пошел.
В тот же вечер случилось нечто странное.
Мы в те времена ужинов особо не готовили, но по вечерам не закрывались, конечно, на случай, если жителям Сохо взбредет в голову перед сном побаловать себя гренками по-валлийски. И в тот вечер, как обычно, все были на посту, только свистни; хотя на посетителей, как говорится, не рассчитывали.
