Чему капитан и по сей день часто удивляется? Так тому только, как удалось ему от огорчений и переживаний за судьбы неживых душ, старосветских помещиков, философа Хомы, Катюшки Масловой с Карениной Аней или других героев от родных классиков не спиться в те времена окончательно, чего в эти годы легко добились многие приличные люди прославленного Н-ского танкового полка.
Роту свою и танк Бронькин любил во всех смыслах этого слова. Ещё больше боготворил он свой родной второй батальон, которым повелевать и шевелить его не упрашивали, хотя этого ему всегда очень хотелось. В том-то и сидела его большая печаль и тревога. Долгими пуржливыми полярными ночами Афанасий часто кричал себе мысленно: — Почему комбат Деревянкин? Почему человек с такой бронетанковой фамилией, как у меня, не комбат? — Но на мысленные вопли свои не получал Бронькин никакого ответа. Тундра про комбатов играла в молчанку. Олени, о Бронькине ни слова не мыча, выковыривали себе из-под снега ягель. Танки вели себя так, словно вместо солярки в баки воды набрали. И думали танки только о том, зачем они вообще нужны на Севере, если дорог здесь даже в оптический прицел не видится, о чём знает даже их командир батальона, да ещё и Деревянкин? Коренное народонаселение нордовых берегов океанов о батальоне ничего толком и подробно не мыслило. Но красную рыбу и моржовые клыки на спирт, сапоги и тушёнку оно разменивало только здесь. Во втором батальоне служили самые смелые и проверенные в непубличных торгах компаньоны и благодетели всех северных народов.
А потом взошла заря удачи. В силу обстоятельств Афанасий Петрович на целую неделю остался батальонным командиром. И он пошёл, поднявшись в полный рост, пошёл вперёд и разошёлся на этой промёрзлой почве так, что дальше уже разойтись было некуда. Дальше там уже находились то сугробы, то болото. Бронькин всегда мечтал служить и командовать так, чтобы депрессия от вечной мерзлоты, магнитных бурь и отсутствия витаминов были всегда, но только у других комбатов полка. И он добился этого! С торжествующе-победительным отпечатком на лице в первый же день своего командирства он провозгласил всем, что второй его батальон вскоре унесётся на тройке побед и бог знает на какую высоту! О том, что цветы и краски тундры и всех удовольствий Севера будут лежать на броне его дружины. А потом и ещё больше обнародовал всякого такого, что было уже и т. д. и т. п. Поначалу среди комбатов загорелся даже спор: Бронькин снова стебается так, как всегда он это делает? То есть что-нибудь классическое и непонятное для других, слово там иль потеху какую вворачивает им как в своей роте ранее? Или по-взрослому взялся за дело? Оказалось, за батальон Бронькин взялся не по-детски.
