– Да уж. Особенно безутешная вдова.
Тамару выдержал паузу, а затем протянул ей правую ладонь – огромную, как бейсбольная перчатка. Аомамэ пожала ее. Крепко и с чувством.
– Устала небось? – спросил Тамару.- Тебе сейчас бы отдохнуть.
Уголки губ Аомамэ чуть-чуть приподнялись – почти как в улыбке. И все-таки то была не улыбка, но лишь намек на нее.
– Как Бун поживает? – спросила Аомамэ.
– Веселый, спасибо! – ответил Тамару.
Буном звали немецкую овчарку, что охраняла усадьбу. Умный, покладистый пес. Хотя и с целым букетом странных привычек.
– По-прежнему жрет шпинат?
– Со страшной силой. На этот чертов шпинат сейчас цены высокие, закупать постоянно – чистое разорение. А он все жрет и жрет.
– В жизни не слыхала, чтобы собаки питались шпинатом.
– Проблема в том, что он не считает себя собакой.
– Кем же он себя считает?
– Существом, не принадлежащим ни к какому конкретному виду.
– Суперпес?
– Вроде того.
– И поэтому любит шпинат?
– Вряд ли поэтому. Просто любит шпинат, и все. Со щенячьих времен.
– Так, может, оттого и вырос вольнодумцем?
– Возможно,- кивнул Тамару. И бросил взгляд на часы.- У тебя, кажется, на полвторого назначено?
Аомамэ кивнула.
– Несколько минут еще есть. Тамару неспешно поднялся.
– Жди меня здесь. Может, сегодня пораньше примет,- сказал он. И растворился в дверном проеме.
Наблюдая за роскошными ивами, Аомамэ ждала его возвращения. Ветра не было, и деревья склонили кроны до самой земли. Точно люди, погруженные в задумчивость, когда им ничто не мешает.
Через пару минут Тамару вернулся.
– Пойдем вокруг дома,- сказал он.- Сегодня встреча в оранжерее.
Они обогнули сад и под сенью ив прошли к оранжерее, что располагалась сразу за главным зданием усадьбы. Здесь, на заднем дворе, уже не было деревьев, и все вокруг было залито солнцем. Осторожно, стараясь не выпустить бабочек, Тамару приоткрыл стеклянную дверь сантиметров на тридцать, пропустил вперед Аомамэ. Затем проскользнул внутрь сам – и тут же закрыл дверь за собой. Не самая простая задачка для великана, но Тамару справился с ней безупречно. Хотя и чувствовалось, что в таких пируэтах он, конечно, не специалист.
Под огромной стеклянной крышей оранжереи царила вечная весна. Всюду цвели цветы. По большей части – самые заурядные. Из горшков на полках выглядывали гладиолусы, анемоны, маргаритки и прочие лесные и садовые обитатели, знакомые всем и каждому. Некоторые даже показались Аомамэ банальными сорняками. Ни дорогущих орхидей, ни редких сортов роз, ни тропических диковинок Полинезии – ничего, что оправдывало бы содержание такой огромной оранжереи, на глаза не попадалось. И хотя Аомамэ не больно-то разбиралась в растительности, эта оранжерея нравилась ей прежде всего за скромность и простоту.
