Исидора иногда играла оркестровую партию во время репетиций в Большом зале, иногда и в Филармонии, Сашенька Скляр ее очень хвалил и предпочитал с какого-то момента работать только с ней, на что у нее времени категорически не было. Тогда он предложил ей бросить заштатную школу, торжественно обещал похлопотать и разузнать, что конкретно может для нее сделать. Через две недели Скляр позвонил и заговорщическим шепотом объявил: «У меня для тебя прекрасная новость. Ты можешь завтра приехать в переулок М., это неподалеку от Мариинки, часов этак в двенадцать, подойдет? На три месяца к тебе перейдет весь класс Тамары Никоновой, она в декрет уходит. А там видно будет, сколько времени тебе с ее учениками возиться, время покажет. Рабочий день всего несколько часов, от консерватории ты теперь недалеко, так что занятость по уши я тебе гарантирую».
Она рискнула, попрощалась с заштатной школой и заведованием отделом, ее провожали так, будто мать потеряли. Наверное, что-то она успела правильное, дельное им сказать, раз такое единодушие в коллективе. На следующий день с очень серьезным лицом, будто цитадель штурмовать решилась, она шагала по коридору специальной школы-десятилетки.
Как давно это было! Она посмотрела в окно, а окно выходило в стену, совсем недавно тоже свежевыкрашенную. Желтоватая краска чуть ярче, чем хотелось бы. Ученики класса Никоновой вначале всерьез ее не принимали, но месяца не прошло, как ситуация изменилась. Исидора умела убеждать, сыпала образами и метафорами. Невероятно, ей всегда казалось, что «разговорные» педагоги ничего не добиваются. А она умела говорить так, что ученики в результате ее страстных увещеваний звучали лучше, играли осмысленней во сто крат. Однажды она зафиксировала результат, потом повторила, прием работал безотказно! Ведь нет же правила и руководства: «Для того чтобы заставить думать, нужно…»
Голос, журчащий бездонным контральто неожиданным у столь хрупкой на вид женщины, творил чудеса! Исидора подолгу задерживалась в школьном зале, приходила с работы поздно, о концертмейстерских подвигах почти и не вспоминала, Скляр был сердит главным образом на себя самого, что временная работа обернулась неожиданным образом: Исидора влюбилась в учеников, те влюбились в нее, остальное забыто, даже он, Сашенька.
Нет, они, конечно, виделись — и в концерты ходили иногда, и споры вели, хотя спорили они редко, в основном соглашались друг с другом и обсуждали горячие для музыкального мира темы — но вовсе не так часто, как представлялось Сашеньке на момент давнего телефонного разговора. Исидора вспомнила неловкую попытку Сашеньки объясниться, он пришел в ее класс, долго мял в руках шляпу, наконец выдавил что-то вроде: «Я от многого могу отказаться в жизни, даже от тебя могу отказаться, но зачем?» — «Да затем, что я замужем, и люблю мужа больше жизни. Мы коллеги, Сашенька, музыканты — отказываться нет причины, мы вместе».
