— О Аллах! — воскликнул хозяин дома, не зная, что на это ответить. Думая о том, что сотни высших чиновников, не говоря уже о тысячах чиновников среднего уровня и сотнях тысяч мелких, дрыхнут как свиньи, в то время как светоч мира глаз не смыкает, он невольно вспомнил глаза гостя, глаза, по которым сразу было видно, что их владелец страдает бессонницей. Может быть, именно благодаря ей, благодаря этим вот кругам под глазами он и заслужил расположение императора, тогда как другие, с их вечно заспанными лицами, вызывали зависть и, как следствие, скрытый гнев измученного бессонницей падишаха.
— Все балканские страны, одна за другой, отпали от империи, — медленно и устало продолжал гость. — Осталась одна Албания. И у великого султана болит о ней душа больше всего, как старику всех дороже его позднее дитя.
Бекир Али вздохнул с облегчением. Теперь понятно, отчего султану не спалось. Более или менее стала ясна и цель приезда столичного гостя. "По счастью, ко мне это не имеет отношения", — подумал Бекир Али и запустил ложку в халву. "Слава Всевышнему!" — мысленно проговорил он уже с полным ртом.
Ужин давно закончился, и они выпили еще по одному бокалу шербета. За окном зарядил мелкий шелестящий дождик. Бекира Али клонило в сон. Нехорошо, если гость это заметит, тем более после разговоров о бессоннице султана. Бекир Али с трудом сдерживал зевоту.
Некоторое время он следил за мельканием фонарей во дворе дома, где слуги сновали по своим обычным делам, но зрелище это, вместо того чтобы отогнать сон, сморило Бекира Али еще больше. В какой-то момент оно даже плавно перетекло в сновидение: слуги суетились возле больного коня, лежавшего на кровати под шелковым стеганым одеялом. Из конюшни в дальнем углу двора и в самом деле послышалось лошадиное ржание. Бекир Али дернул головой.
— Ты засыпаешь, а? — спросил гость.
— Нет, нет… Как это вы сказали… Снов и ветхой одежды? Ха-ха, никогда раньше не слышал этого выражения. — Бекир Али, сам не зная почему, стал извиняться.
— Ничего, ничего, — ответил гость. — Я, пожалуй, пойду. Спать мне не хочется, но отдохнуть с дороги не мешает.
Бекир Али в растерянности бормотал какие-то ненужные слова, слегка отодвигая от гостя софру,[2] чтобы тому было легче встать. Он пошел проводить его, освещая путь керосиновой лампой. Мысль о том, не предложить ли ему какое-нибудь развлечение, и если да, то какого рода, с женщиной или с мальчиком, — та самая мысль, которая после подглядывания в хамаме беспокоила его весь вечер, теперь, когда они приближались к двери спальни, поставила его в крайне затруднительное положение.
