И немецкая оккупация была совсем не такая, как у вас. Албания официально именовалась союзницей Германии, у нас было свое коллаборационистское правительство и даже регентство — в ожидании возвращения короля.
Я привел эти примеры для того, чтобы показать, что культурная жизнь продолжалась и во время оккупации: выходили газеты, работал театр, издавались книги.
Я читаю по-албански, по-русски, по-французски и по-английски.
В СССР одним из главных источников сведений о состоянии дел в современной мировой литературе был журнал "Иностранная литература", где печатались произведения, которые нельзя было приобрести в книжных магазинах, и даже произведения писателей, именовавшихся «декадентами» и «модернистами». Доводилось ли вам читать этот журнал во время учебы в Москве? Удалось ли найти там что-то интересное для себя как писателя?
С этим журналом я был знаком очень хорошо во время учебы в Москве, да и впоследствии тоже. Как раз в то время, когда я был студентом в Институте Горького, в этом журнале были напечатаны мои стихи. В нем я прочел многие вещи, которые тогда назывались модернистскими. Вспоминаются, к примеру, американские писатели Сэлинджер и Апдайк. И многие другие. Некоторые номера этого журнала у меня и сегодня есть в моей библиотеке в Тиране.
Насколько неожиданной была для вас публикация вашего романа "Генерал мертвой армии" в "Иностранной литературе"? Известно ли вам, с какими трудностями была связана эта публикация, против которой категорически выступали рецензенты из ЦК КПСС, ведь до конца 1980-х публикация ваших книг была запрещена?
Поскольку я очень высоко ценил журнал "Иностранная литература", публикация моего романа "Генерал мертвой армии" доставила мне двойную радость. Во-первых, потому что это был мой первый роман, изданный на русском языке. И во-вторых, потому что это опубликовал журнал, рассчитанный на читателя высокого уровня и всегда славившийся своим либеральным духом.
Я не знал о том, что на роман была отрицательная рецензия из ЦК вашей партии. Если бы знал, то, могу сказать совершенно искренне, почувствовал бы еще большую радость. Если коммунистический ЦК выступает против какого-то писателя, этот писатель должен радоваться. Против меня выступали два Центральных Комитета. Один в моей собственной стране, самый опасный для меня, поскольку был албанским и сталинистским. Другой — ваш, не игравший в моей жизни никакой роли, поскольку был менее сталинистским и находился за границей.
