Пережить зиму в Стокгольме | страница 47




РЕБЕНОК


Она позвонила своему ребенку, дочке, которая несколько лет назад стала жить отдельно и с тех пор редко давала о себе знать. Спросила, не хочет ли дочь отметить Рождество у нее. К сожалению, я не могу, сказала дочь несколько напряженно. Она уже обещала отцу прийти к нему и его жене со своим другом. Что-нибудь еще от меня надо? — спросила дочь. «Ты мне нужна», — услышала она собственный голос. Она и сама не ожидала, что это вырвется. В трубке молчали. Она заметила, что сердце сильно бьется. Ты мне нужен — говорила ли она это раньше кому-нибудь хоть раз? Я могу приехать сейчас, сказала дочь, уже более естественным голосом. Тогда она ответила, что это, в общем-то, не так срочно, а потом не могла понять, почему она немедленно не сказала «приезжай».


ТЕЧЕНИЕ ВРЕМЕНИ


После этого разговора ей так сильно захотелось обнять своего ребенка — свою малышку, появившуюся, когда она была замкнута и недосягаема, не зная, как должна вести себя мать, — что у нее долго кружилась голова. Она скучала по запаху дочери, по ее округлым ручкам на своей шее, по светлому пушку на затылке. Ей хотелось заново прожить то время, стать другой, не думая, что человек докучает другим самим фактом своего существования, напротив, ликовать и наслаждаться своей удачей. Но время невозможно повернуть вспять.


УТЕШЕНИЕ:


на заднем плане бледный пианист играл что-то из Ференца Листа. Она смотрела передачу с Дереком Уолкоттом, у него были умные, немного усталые глаза, иногда по-волчьи внимательные, если ведущий спрашивал о том, о чем ему не хотелось рассказывать. Лауреат Нобелевской премии и его жена-блондинка обедали в Голубой Башне Августа Стриндберга. Она смотрела, как они в темноте уходят по Дроттнингатан. Это была старая запись, сейчас они находились в другом полушарии под другим солнцем: время мчится через все существующее и через нас самих.


ДЕСЯТЬ ТЫСЯЧ ВЕЩЕЙ


В файле «Сто дней» она записала цитату: «Когда десять тысяч вещей предстают в своем единстве, мы возвращаемся к истоку и остаемся там, где и пребывали всегда». (Сэнцень, эпиграф к замечательной книге Марии Дерму, которую она случайно нашла в букинистическом.)


ВЕЩИ:


стопки газет, футбольные мячи, хоккейные клюшки, связанные лыжи, пачки старых пластинок, коробки, перевязанные бечевкой, — однажды утром она вынесла все это из прихожей и сложила на лестнице. Так они договорились во время последнего разговора — того, что завершил их брак. Сложив вещи, она заторопилась: пора было бежать в университет на последний в этом году семинар. Обратно она хотела вернуться попозже. Как в юности, она пошла в кино на два сеанса подряд — на семь вечера и на девять. Для верности зашла еще и в пивной бар на Зинкендамме. Когда она вышла из лифта, горы вещей уже не было — он поступил, как и договорились. Заодно стало ясно, что он опять в Стокгольме.