МНОГО РАЗ СЛУЧАЛОСЬ,
ЧТО Я РАЗГОВАРИВАЛ С МГНОВЕНИЯМИ ИХ ИНЫХ ЖИЗНЕЙ…
— писал поэт. С ней тоже часто такое случалось. Она говорила с мгновениями сущностей других людей, не желавших признавать в себе эти сущности. Различала порывы ветра, подводные течения и перепады, которые люди и сами порой не осознавали и оттого избегали ее. Она была ранимой и защищалась непропорционально бурно — но от чего? Она чувствовала себя нелюбимой. Когда она сообщила, что беременна, будущий отец ребенка смотрел в сторону. Пожал плечами. Решай сама. Она постаралась скрыть разочарование. Когда недомогание первой половины беременности прошло, она уехала в Африку.
ЭТОТ ЧЕЛОВЕК НЕ ВЕДАЕТ,
ЧТО ТВОРИТ, ОН АНГЕЛ…
— писал поэт. Сейчас слишком многие — ангелы. Не ведают, что творят. Ее отец был ангелом. Наверное, отец ее ребенка тоже. Хотя нет, он — нет. Он-то знал, что он делает. Он не встретил ее в аэропорту. Она стояла и ждала в Арланде с большой сумкой и с большим животом. Слезы подступали к глазам. Винить было некого, кроме себя. Она поехала против его желания. Она написала серию статей об Эфиопии — о кошмарной нищете, о войне на севере. О Рембо она не писала. Он был ее тайной мантрой. В тот момент, когда была дописана последняя статья, отошли воды. Она чувствовала себя мертвецом. Почему она не может просто броситься на землю, рвать на себе волосы и кричать от отчаяния, что ее никто не любит, как делают все нормальные женщины?
МОРАЛЬ — ЭТО СЛАБОЕ МЕСТО РАЗУМА
— писал поэт. Пока октябрь медленно взбирался на катафалк, приготовленный ноябрем, она поняла, что имел в виду Рембо, — целиком и полностью.
ПАРЫ ПРОТИВОПОЛОЖНОСТЕЙ
составляют бытие. У тепла есть холод. У света есть тьма. У человека есть другой человек. Если нет противоположности, течение жизни прекращается. Время останавливается. Но противопоставление не всегда там, где человек ожидает. В самой темноте прячется своеобразный свет. В женщине живет мужчина, и наоборот. Однозначна — только смерть.
ВЛЮБЛЕННОСТЬ
привлекает отрицанием противопоставления. Она расширяет нас безгранично в неизведанные миры. Наши другие сущности, о которых мы и не подозревали, начинают толпиться у порога сознания и проситься внутрь. Внезапно все кажется возможным. Мы падаем в другого человека, как в колодец. В нас играет музыка другого. У него, кажется, есть волшебный ключик от нас; как нам его не хватало! Мы исполнены благодарности, мы освобождены от тесной клетки своего я. Там, в заключении, мы были отрезаны, теперь мы излечены. Так она влюбилась в Якоба. Не было никаких сомнений, что теперь он тоже захвачен влюбленностью такого рода — к несчастью, не в нее, в другую женщину. Кто она такая, чтобы упрекать его в поисках другой жизни, на что он тоже имеет полное право? Она и не упрекала. Просто было невыносимо больно. Он не отпускал ее. И вот она стояла одна, словно с содранной кожей, и что же видела? Саму себя в гремящих доспехах далеко от всех живых людей. Боже, утоли мою жажду.
