Джеймс печально посмотрел на меня, затем на Лесли, причём его взгляд задержался на плиссированных школьных юбках выше колен, а потом и на самих наших коленках.
— Знала бы бедная маменька, во что будут обряжены герои моего болезненного забытья, ах, как бы она испугалась! Надо сказать, я и сам напуган. Никогда бы не подумал, что моё воображение обладает столь испорченным вкусом.
Кажется, денёк у Джеймса выдался не ахти.
Хорошо хоть, что Химериус (которого, кстати, Джеймс терпеть не мог!) решил остаться сегодня дома (чтобы не спускать глаз с сокровищ и с мистера Бернхарда, как он уверял. Мне же казалось, что он просто хотел снова позаглядывать через плечо бабушки Мэдди, которая как раз читала очередной бульварный роман).
— Испорченный вкус! Что за удивительный комплимент, Джеймс, — мягко заметила я. Мне давно уже надоело объяснять бедному призраку, что он не спит и не бредит, а на самом деле умер примерно двести тридцать лет тому назад. Могу представить, насколько неприятно слышать такое в свой адрес.
— До этого доктор Бэрроу снова лечил меня кровопусканием, и я даже сделал пару глотков, — продолжал он.
— Мне так хотелось бредить в этот раз о чём-нибудь Другом, но, увы… я снова здесь.
— Вот и хорошо, — радостно сказала я. — Мне бы очень тебя не хватало.
Губы Джеймса растянулись в улыбке.
— Да, я лишь лгал сам себе, повторяя, что вычеркнул вас из своего сердца. Вы хотите продолжить наши уроки хороших манер?
— К сожалению, мы уже спешим. Но завтра как обычно, правда?
На лестнице я снова обернулась и спросила:
— Да, кстати, Джеймс, в 1782 году, в сентябре, как там звали твоего любимого коня?
Двое мальчишек, которые как раз несли по коридору стол с проектором, остановились как вкопанные, а Лесли захихикала, когда оба одновременно отозвались:
— Это ты мне?
— В прошлом году? В сентябре? — переспросил Джеймс.
— Конечно же, Гектор. Он всегда будет моим излюбленным скакуном. Самая величественная пегая лошадь, которую лишь можно представить.
— А какое твоё любимое блюдо?
Мальчишки с проектором таращились на меня как на сумасшедшую. Джеймс нахмурился.
— К чему эти вопросы? Я вовсе не голоден.
— Ну, это может подождать до завтра. Пока, Джеймс.
— Меня зовут Филни, ты, дурочка, — сказал один из мальчишек, а второй улыбнулся и добавил:
— А меня — Адам, но ты не волнуйся! Обойдёмся без деталей, можешь называть меня Джеймсом, если тебе так хочется.
Не обращая на них ни малейшего внимания, я подхватила Лесли под руку, и мы побежали вниз.
