Мы целовались жадно, упоенно, слепившись телами, стискивая друг друга в объятиях. Мной овладело чудовищное остервенение — я так давно ничего не чувствовала, что сейчас хищным клювом отрывала от чужой страсти громадные, плохо проглатываемые куски. Какой это, оказывается, замечательный наполнитель! Как прекрасно, не имея собственных чувств, жить отраженными!
Я стала протопоповским зеркалом. В нем он видел меня — такую, как ему нужно, — и себя в два с половиной раза больше по всем (поправка: по некоторым) измерениям: себя самого умного, самого красивого, самого щедрого, самого-самого-самого… Иной раз меня даже огорчало, что я — зеркало не говорящее. А то ведь надо и честь знать.
Он, кажется, принимал все за чистую монету. А мной двигал стыд: человек не получает от меня ничего, кроме своих же собственных чувств, и еще должен радоваться этому? Я была готова на компенсацию в любой доступной мне форме. Раз невозможно дать ничего настоящего, я устрою ему фабрику грез, одурманю фантасмагориями, ослеплю обманчивым блеском, завалю мишурой. Из моей шляпы фокусника летели радуги, били фонтаны ярких, почти натуральных роз и лилий, я, как заправский пиротехник, устраивала грандиозные фейерверки и, как Уолт Дисней, рисовала в воздухе удивительные узоры, обводила нас двоих искрящимися пунктирными сердечками. Они растворялись с тихим звяканьем, но я тут же создавала новые.
«Смотри, смотри! — словно бы восклицала я. — Как все красиво, сказочно, необыкновенно!»
— Тата, Таточка моя, — шептал, задыхаясь от восторга, Протопопов.
Мне на лицо падали редкие капли пота.
Я нежно лучилась улыбкой, вздергивала подбородком и снова закрывала глаза-звезды.
Для него мое блистательное актерство ничем не отличалось от любви, оно было на редкость искусным, очень правдоподобным и невероятно щедрым.
Я предугадывала любые желания Протопопова и делала все, чтобы он чувствовал себя героем. Я могла десять раз подряд имитировать то, что и один раз имитировать скучно.
Мне было не жалко — ничего не жалко.
Особенно себя.
Пора бы мне научиться здоровому эгоизму. А то что? Возишься с людьми, возишься, в лепешку ради них расшибаешься, про личную жизнь забываешь, а слова доброго не дождешься. Не говоря уже о благодарности. Почему-то считается, что для меня копаться в чужих картах — главное земное удовольствие. Вот сто раз наблюдала и все равно не перестаю удивляться: пока человеку плохо, его от меня палками не выгонишь, а чуть только дела наладятся, сразу дорогу забывает. Хоть бы кто позвонил из интереса: как сама-то?
