Я послал за вами, чтобы попросить вас снять наручники, проговорил негромко этот человек.
Его рубашка была расстегнута, глаза закрыты, как у спящего. Лицо казалось желтоватым, но, возможно, такой отсвет был в каюте от спущенной на иллюминатор шторки. Сколько ему, тридцать, тридцать пять? Может, не старше Марии-Ассунты, в карцере старятся быстро. Да еще вон какой худющий… Ему вдруг стало любопытно, и он решил спросить. Сняв фуражку, присел на противоположную койку. Человек открыл глаза и на него смотрел. Глаза у человека были голубые, и почему-то это вызвало в нем жалость. — Вам сколько лет? — спросил он. Обычно к заключенным он на «вы» не обращался — не от пренебрежения, просто не мог иначе. А тут — быть может, оттого, что чувствовал себя уже в отставке… Или оттого, что этот был политический, а политические — народ особый. Сев на койке, человек долго молча на него смотрел большими светлыми глазами. Светлые усы, взъерошенные волосы. Молодой, подумал он, моложе, чем на первый взгляд. Я хотел бы написать письмо, и вообще у меня руки затекли. Северный акцент, отметил он, но различать их не умел. Может быть, пьемонтский. — Боитесь, убегу? — Тон стал ироническим. — Успокойтесь, я не убегу, на вас не брошусь, ничего не сделаю. У меня и сил не хватит. — Прижав руку к животу, человек на мгновенье улыбнулся, и на щеках образовались две глубокие борозды.
— И потом, — промолвил человек, — это моя последняя поездка.
Оставшись без наручников, человек принялся шарить в маленьком полотняном мешочке. Достал расческу, ручку, желтую тетрадь. — Если вы не против, я хочу побыть один, — сказал он. — вы мне будете мешать. Буду благодарен, если вы подождете снаружи. Боитесь — можете не отходить от двери, обещаю не доставить вам хлопот.
Дело он себе в конце концов найдет. Когда заняться есть чем, не так и одиноко. Но серьезное, чтобы не только удовольствие, но и денежки какие-никакие приносило. Вот, например, шиншиллы. О шиншиллах он — теоретически — знал все. Ему рассказывал один из заключенных, который прежде разводил их. Славные зверушки, только руки следует беречь. Выносливые, приживаются легко, дают потомство и при скудном освещении. Может быть, сгодится и подсобка, если согласятся все соседи. А зачем звонить во все колокола? И к тому же держит ведь жилец со второго этажа в своей подсобке хомяков.
