Когда-то, в начале 1970-х, мне удалось подставить уши самой большой волне западного рока — как доску для серфинга. Или, лучше сказать, меня славно подставили. Тогда мы слушали это на катушечных магнитофонах. И волна эта меня, надо сказать, подхватила и понесла. Это осталось одним из самых сильных воспоминаний моей жизни: непривычное и захватывающее чувство свободы в поздних альбомах «Битлз», эпатаж «Роллинг стоунс», блюзовые, пульсирующие мистерии «Лед Зеппелин», психоделика «Дорс». Эта музыка меняла нашу, советскую, перехваченную лозунгами витальность сильнее, чем первый сексуальный опыт. Она будила в нас что-то забытое, то, на что наши предки выходили другими путями — через инициации, сакральные процедуры, рождественские колядки или масленичные драки.
Рок-культура, возникшая от недостатка воздуха в рационализированном, скалькулированном западном обществе середины XX века, естественным образом заместила переходные ритуалы древних и средневековых обществ. Эти ритуалы канализировали энергию, подавленную религиозными запретами и делали возможным выход в открытый космос человеческой трансформации, естественно, с риском потеряться в нем: «Если слишком долго вглядываться в бездну, бездна начнет вглядываться в вас» (Ницше). И все же любой ритуал структурирован, у него есть алгоритм, то есть стены с указателями, определяющими движение, как в московском метро. Рок-концерт — это ритуал, построенный по правилам, это заводной шторм в границах коттеджного бассейна. Человек на время сбрасывает с себя верхнюю одежду здравого смысла и бросается в набегающую волну — вполне добровольно, в отличие от персидской княжны. Вскоре он выходит, обтирается, напяливает на себя свой здравый смысл — и перед нами снова homo socialis. Хотя бывает и так, что кто-то выходит из бассейна, имплантировав себе частичку океанического чувства. А в следующий раз еще одну.
Рок-музыканты и представители рок-культуры в целом — люди границы. Одна нога здесь, другая там. В отсутствие настоящих религиозных мистиков они торят пути туда-не-знаю-куда, чтобы принести то-не-знаю-что. В большинстве случаев делают они это методом тыка, «непрофессионально», на чистой интуиции, в то время как в религиозных традициях это более или менее выверенная практика, разбитая на ступени и стоянки. Практика эта обеспечивается живым опытом богообщения тех тысяч, что прошли этим путем раньше. И потому риска здесь меньше, хотя он никогда не сходит на нет. Я вспоминаю икону Иоанна Лествичника, на которой изображена Лестница духовного восхождения, со ступеней которой падают иные подвизающиеся — порой с высоких ступеней.
