— Что ж, видно, лучше нам оставить эту тему, — сказал Роджер. — Вы дали мне понять, что не хотите обсуждать этого Дика Шарпа и что вообще вам не нравится, даже когда упоминают его имя. И все-таки я сделаю еще одну попытку.
Он посмотрел через стол на Мэдога. Как большинство толстяков, Мэдог мог выглядеть разгневанным не больше нескольких секунд: двойной подбородок упорно придавал ему благодушный вид. Тем не менее он очень старался сохранить сердитое выражение лица, усиленно сдвигая брови и поджимая губы.
— А если я скажу вам, что неспроста интересуюсь местными делами?
— Вы же сами сказали, что вами движет вульгарное любопытство, — заметил Мэдог.
— Это в порядке самоуничижения.
— Мы здесь этого не понимаем.
— Ну хорошо. Тогда я скажу вам кое-что, что вы поймете. Я друг Гэрета.
— Какого Гэрета?
— Горбуна.
Мэдог медленно повернулся на стуле и посмотрел на Роджера.
— И вы считаете, что это дает вам право вмешиваться в любую местную распрю?
— Значит, вы признаете, что распря все-таки есть?
— Ничего я не признаю, — сказал Мэдог.
— А чем так взволнован Гито? Его что — преследует Дик Шарп?
— Да кто вы в самом-то деле? Журналист, что ли?
— Я филолог. Я из профессионального интереса изучаю валлийский язык и именно этим тут и занимаюсь. У меня нет ни малейшего намерения вмешиваться в вендетты или выступать против местной мафии.
— Я бы не советовал вам говорить в таком ключе. Мы не считаем это забавным.
— А мне все равно, что вы считаете. Только если вы ведете себя как люди, запуганные мафией, не думайте, что этого никто не заметит.
— Значит, все-таки вы журналист. Ведь именно так разговаривают журналисты. Пронырливые, самоуверенные лондонские журналисты.
— Да, я из Лондона, — произнес Роджер медленно и отчетливо, — но я не журналист и вовсе не проныра. По профессии, я филолог. До сих пор я занимался древнеисландским, древнеанглийским и древневерхненемецким и интересовался — в сравнительном плане — развитием современных скандинавских языков. Я автор хорошо известной работы: «Превращение „умляутных вариантов“ в „умляутные аллофоны“ в скандинавских языках и, в частности, в сравнении с конечными „i“ и „е“ в древневерхненемецком». Я решил изучить валлийский, чтобы лучше разобраться в кельтской лингвистике.
Мэдог несколько смягчился. Он уже явно готов был пойти на мировую.
— Хорошо, я вам верю. Я признаю, что у вас есть достойное основание для того, чтобы здесь находиться и интересоваться нашей жизнью. Я снимаю обвинение в том, что вы журналист. Что дальше?
