Последнее, пожалуй, неприменимо для православной миссии — но значит ли это, что единственно возможный для нее подход есть открытая и нарочитая конфронтация в духе отца Даниила? Совершенно не уверен. Разными бывают и слушатели, и обстоятельства, да и проповедники неодинаковы, так что невозможно требовать от них какого-то одного шаблона. Кроме того, задания учить и крестить можно понимать как взаимосвязанные, но все-таки отдельные. Тогда можно задуматься и о том, что немалую ценность будет иметь терпеливый и дружелюбный рассказ мусульманам о христианстве: пусть далеко не все слушатели примут крещение, но, по крайней мере, они узнают, во что на самом деле верят их соседи. Может быть, тогда и желающих вести священные войны поубавится.
Вот почему я не вижу большого смысла в спорах на тему «насколько прав был отец Даниил в том, что делал». В этом он уже дал отчет своему Господу, а нам следует задуматься над другим вопросом: сами-то мы что делаем, что готовы делать? Поле для жатвы перед нами лежит просто огромное, делателей не то, чтобы мало — их практически не видно. Лично я уверен, что на этой ниве найдется место и для тихой беседы, и для горячей полемики, и для научного исследования, и для риторического блеска, да и для многого иного. Видимо, ждать каких-то явных указаний сверху нам не приходится — слишком тонкая это политическая материя, слишком много требований предъявляет протокол. Но ведь далеко не всё регулируется сверху!
Мы привычно рассуждаем о России как о православной стране. Но для немалого числа ее жителей православие остается этнической религией русских, а вот о христианстве как об истине для всех народов они слышат на своем родном языке только от протестантов. И если они соглашаются с истиной, но не желают при этом становиться русскими — они проходят мимо нас и идут к тем, кто готов их принять. И вот об этом мы почему-то не говорим ни слова.
Я приезжаю в этот город в «ближнем зарубежье» по делам. Сажусь в маршрутку, где над водительским местом висит зеленый щит с изречением из Корана или икона, в зависимости от национальности водителя. Устраиваюсь в гостинице в двух шагах от православного храма, где покоятся мощи святителя Луки, и иду есть чебуреки и в национальное кафе «Мараканд», тоже неподалеку. Все местные, все живут тут давно — и город тоже носит два имени: греческое Симферополь, «Город пользы», и крымско-татарское Акъмесджит, «Белая мечеть». В XIX в. на картах так и писали оба имени.
