Каждый год в последних числах мая мне удается наблюдать, как стаи уклеек сплошной стеной спускаются из голубой шири Плещеева озера в узенькую прозрачную Вёксу. Золотые денечки! Тщетно плывут над речкой протяжные крики озабоченных матерей — не дозваться им молодых рыболовов. Те возвратятся домой только в поздних весенних сумерках, с длиннейшими связками рыбы, чтобы наскоро поесть, а потом еще раз пережить в тревожном сне незабываемые часы охотничьего волнения.
Но недолог этот рыбий ход — он продолжается два, много три дня. А затем, отнерестившись, стаи уклейки поворачивают вспять и рассеиваются на широких просторах озера.
И все же ловля уклейки — занятие не только юных рыболовов. Не так давно я оказался свидетелем иного…
Пароходишко наш тащился вверх по реке, направляясь из Канева в Киев. Это была старая посудина; такие еще ворочают колесами кое-где на местных линиях. Днепровские кручи высились по правому берегу реки. С противоположной стороны тянулись светлые кремовые отмели. Мы приближались к Переяславу-Хмельницкому.
Вот тут, собственно, и началось.
Едва пароход, сотрясаясь железными суставами и грузно вздыхая, пришвартовался к причалу, его экипаж словно ветром сдунуло на корму. Здесь оказались все — и представительный капитан с пышными пшеничными усами, и белозубый, измазанный маслом кочегар, и пароходный кассир с перевязанной щекой, матросы в тельняшках, официантки, так и не успевшие освободиться от накрахмаленных наколок. И у всех в руках были удочки — целая роща удочек. А повар, тучный веселый здоровяк, носился меж своих соратников на толстых, кривых ногах. Он разносил на листе фанеры круто замешанные лепешки белой лапши и оделял ими рыболовов.
— Что за аврал? — взял я за лацкан халата благоухающего одеколоном пароходного парикмахера.
— Видчепысь! Не бачишь — занятый! — отмахнулся он, даже не взглянув в мою сторону и закидывая через борт удочку, наживленную катышком теста. — Ось як! — И тут же вытащил порядочную уклейку.
Я свесился с перил и посмотрел в воду. Поверхность ее рябила от множества кругов. Тьма уклеек окружила пароход, словно домогаясь собственной гибели. А команда меж тем не зевала. Рыбу ловили с легкими грузилами, поплавками из гусиных перьев, отпуская приманку сантиметров на тридцать от поверхности воды. Ловили сразу на два, а то и на три крючка.
Одни уклейки хватали тесто, другие тыкались носами в поплавки. Это была рыбья вакханалия. Добычей быстро заполнялась разнообразная посуда: кастрюли, банки, чайники.
