— Сейчас ты сам мне делаешь больно, — сказала она, не опуская глаз.
Уже готовый уступить, Арман почувствовал последний всплеск энергии и вновь двинулся в атаку:
— По крайней мере сейчас он не живет у тебя?
— Живет, — четко произнесла она, будто бросая вызов.
— И как долго?
— Две недели.
— Ты мне только что сказала, что вы не спите вместе…
— Я солгала.
— Так, значит, вы уже и до этого дошли?
— Да.
— Так у вас связь! — воскликнул он в порыве гнева, но тотчас же счел его «старомодным». — Обыкновенная связь! Ты, моя Санди…
— А ты предпочитаешь брак, как с Биллом?
— Нет. Как у меня с твоей матерью!
Она грустно покачала головой.
— Ты просишь невозможного.
— Да, ведь вместо того, чтобы взглянуть на звезды, ты смотришь под ноги, в грязь, на конфетти, оставшиеся с ярмарки!
Эта напыщенная метафора рассмешила Санди:
— Какие конфетти? Какая ярмарка?
— Конфетти дешевой прессы, ярмарка рекламы!
В зрачках Санди блеснула молния.
— Прошу тебя, папа, — сказала она грубо, — мы не в театре! Впрочем, я лучше уйду!
Этот удар окончательно сломил его. Он был сражен, «получил нокаут», как говорят телекомментаторы чемпионатов по боксу. Санди уже направлялась к двери. Арман был будто в тумане, но ему хватило силы бросить ей:
— Тебя Дезормье послал?
— Нет.
— Ты пришла сама?
— Да.
— Ничего ему не говори… Пока ничего ему не говори, дорогая… Пусть все останется между нами…
Санди остановилась на полдороге. Она смотрела на него с невыносимой жалостью. Уже готовый сдаться, Арман подыскивал слова. Наконец, он пробормотал:
— Хорошо, я посмотрю, что можно сделать. В четверг я поговорю с коллегами… Сомневаюсь, что это возможно… Но попытка — не пытка…
Детская радость осветила лицо Санди. Она кинулась на шею отцу и расцеловала его в обе щеки, после чего она отступила и вышла из комнаты, не оборачиваясь. Арман остался стоять на месте, у него перехватило дыхание, и слезы навернулись на глаза. Он будто снова овдовел.
