Мог бы Молчанов и объяснить, конечно, что красота и прочность не всегда совпадают, да уж больно в этот момент за живую струнку задело его. Бросил в сердцах мастерок:
— Ты вот что: делай, что велят, а с советами погоди, нос не дорос.
Поспорили и оказались по обе стороны трубы. Клали молча. А когда бригадир подошел до кладки ученика, еще больше разгневался:
— Свою линию гнешь! Так мы с тобой не трубу, а коромысло сотворим. Марш вниз, будешь на подхвате.
Однажды Молчанова временно отозвали из бригады. Уходя, дал задание готовить подсобные работы, кладку до него не продолжать. А когда вернулся, так и ахнул: труба наполовину выросла.
— Кто тут хозяйничал без меня? Поди натворили…
— Я вот попробовал с ребятами маленько, — отозвался без смущения Пчелинцев.
— Да-а-а… С тобой не соскучишься.
Потом долго выверял, прикидывал и никак не мог найти погрешность. Все честь по чести, будто сам и делал. Только уклон чуть побольше, отчего и труба вроде стройнее стала.
— Ну, Михаил, теперь ты мне не помощник.
— Почему? — встревожился подручный.
— Теперь своей дорогой пойдешь.
…Туго приходилось Пчелинцеву первое время без учителя. К тому же в бригаде оказался разгильдяй. Пришел как-то, перегаром дышит. Сунулся было наверх, а бригадир не пускает. Пьяному далеко ли до беды. Стычка произошла, рукопашная. Но с тех пор сухой закон в бригаде стал законом.
Так и кончилась молчановская монополия. На заводах стали появляться трубы Пчелинцева, достойные в своей красоте и прочности. И не только на Урале, но и в Сибири, на Алтае, в Казахстане, Башкирии.
За три моря
А однажды Пчелинцеву вручили заграничный паспорт, могучий ИЛ оторвался от родной земли и взял курс за три моря, над тропинками и дорогами, что вели когда-то русского путешественника Афанасия Никитина в сказочную страну Индию.
Нет, не туристом-созерцателем летел туда рабочий с Урала, а специалистом, созидателем, полпредом великой страны, у истоков могущества которой стоял его учитель Григорий Молчанов.
Рабочая наука была там необходима, как когда-то молчановская на Магнитке… Ведь металлургический гигант в Бхилаи чем-то похож на стальной флагман Советской страны.
Для уральца, привыкшего работать среди ветров, которые наверху даже летом всегда прохладные, Бхилаи был настоящим пеклом — 118 градусов по Фаренгейту, или 48 по Цельсию. Жена и дочь места не находили от жары. Долго привыкали, и уж не Индия, а своя страна казалась сказочной, серебряным снежным царством. И даже экзотика ни на миг не вытеснила тоску по родной земле.
