Любовь с Джулией стала освобождением. Ломакс кончил, и кончил опять, и, возможно, еще раз. Впоследствии он довольно часто думал об этом дне, и в воспоминаниях он казался ему чудесным.
Затем они просто тихо лежали рядом. Их вещи — обувь и белье, бутылка, из которой вытекла вся вода, — были разбросаны вокруг. Где-то рядом сопел пес. Они улыбались друг другу. Ломакс вспомнил, что когда-то хотел пить и до сих пор еще не выпил ни капли.
Прежде чем они покинули это место, Ломакс с любовью осмотрелся вокруг. Трава под ними примялась. Со всех сторон поляну окружали живые деревья и поваленные подгнившие стволы. Ломакс внезапно испытал странное желание вырезать что-нибудь на дереве или поваленном стволе — отметку, которая останется на долгие годы, но Джулия вместе с собакой уже устремились вниз с холма. Ломакс заспешил за ними, прихватив какую-то палку и стараясь держать ее беспечно, словно старый посох.
Они пребывали в мечтательном настроении. Шли рядом. Ломакс все время дотрагивался до Джулии или целовал ее. Ему хотелось, чтобы она тоже прижалась к нему, однако Джулия отстранялась. Ломакс хотел сказать, как невероятно прекрасно было заниматься с ней любовью, но понял, что она и так знает об этом. Поэтому они беседовали о более приземленных вещах. Джулия говорила, что ей очень нравится работать в обсерватории.
— Разве временами ты не чувствуешь что-то вроде клаустрофобии? — спросил Ломакс.
— Клаустрофобии? Но почему? Вокруг такие горы!
— Я имел в виду атмосферу в обсерватории.
— Да что ты!
— Временами. Все те же лица, день за днем, и говорят все об одном и том же.
— Но это-то мне и нравится.
— Почему? — настаивал Ломакс.
Ему хотелось узнать о Джулии больше.
— Я как будто в семье. Может быть, это дает мне ощущение безопасности. Я хочу сказать, что всегда знаю, что будет завтра.
Ломакс обнял Джулию за плечи. В жизни бедняжки случилось так много несчастий.
— И кроме того, — продолжила она, — мне нравится, когда астрономы говорят о звездах. Там что-то постоянно происходит, но происходит медленно, целые миллионы лет. На этом фоне наши земные беды, все, что кажется людям важным, не имеет никакого смысла.
Под его рукой она казалась такой тоненькой. У Джулии были узкие плечи. Ломакс нежно прижался к ней, и Джулия подняла на него глаза.
— Сколько тебе было лет, когда умерла твоя мать? — спросил он.
— Я была совсем маленькая. Она покончила жизнь самоубийством, но она не сумасшедшая. Просто послеродовая депрессия.
